Я звучу!

Неожиданный и волшебный подарок получила сегодня от автора, работы которого покорили меня лёгкостью, ритмом и, самое главное, настроением, которое передаётся с первых же строчек.



А подарок - озвучка моих стихотворений и она здесь -Тёмная Сторона Меня.



Сами тексты:



Фрустрация и сублимация


Эмоции всё прут, а драки нет.
Суп выхлебан, пора бы за второе.
И вот уже доверен пистолет
Дрожащим пальцам главного героя.

Он мнётся и не слишком рад тому,
Что обладает мощным арсеналом.
Нудит: «Куда? В тюрьму? А почему?»,
Стараясь заползти под одеяло.

«Иди же, — говорит ему сюжет. —
Спаси принцессу. Осчастливь несчастных...»
Эмоции всё прут — а драки нет.

(Мы знаем, что фрустрация опасна!)

«Давай, слюнтяй!» — осатаневший от
Трусливого геройского напряга,
Бедняга-автор, матерясь, идёт
Спасать принцессу и людское благо.

Отхватывает сочных звездюлей,
Что были предначертаны сюжетом,
Становится сильнее и взрослей,
Не прекращая матюгать при этом

Драконов, дронов и девичью честь,
Десептиконов, приступ геморроя…

Эмоции всё прут и драка есть.
А это значит —
К дьяволу героев!


Ящерка

Не знающий осторожности,
Как ящерка в кулаке,
Зародыш ранней возможности
Свивается на песке.

Тщедушный, несформированный,
Зазябший от ветерка,
До трепета очарованный
Движениями песка.

Он слушает колыхание
Причудливых медных дюн.
Прозрачно его дыхание
И сам он еще так юн,

Что может в своей беспечности,
Предвидя песчаный шторм,
Мечтать об огранке вечностью
В одну из первичных форм.



Тексты в озвучке от Темная Сторона Меня:



Фрустрация и сублимация - https://cloud.mail.ru/public/2aNw/vZ6xTjgQE

Ящерка - https://cloud.mail.ru/public/JCnz/ycStqsi3x

@темы: творчество, стихи, психология

---

Идентификация Пави (Фанфик, Repo! Генетическая опера)

Название: Идентификация Пави
Автор: reinmaster
Персонажи: Пави Ларго, Кармела Ларго (Эмбер Свит), Нэйтан Уоллес
Пейринг: Пави, Эмбер; Пави, Нейтан
Рейтинг: R
Размер: Мини
Статус: Завершен

Все любят Пави. А кто такой Пави? Немного о попытке самоопределения.



В комнате Эмбер столько всякого барахла — чёрт ногу сломит!
Пави проскальзывает в щель между створками шкафа и зарывается лицом в коконы одежды, пропитанные дурманящим винным запахом с резкой ноткой женского пота. Повернув голову направо, он натыкается на какие-то ремни, позвякивающие колокольцы, царапает щёку остриём булавки, тотчас нырнувшей обратно в ворох свистящих тканей. Глубокий вдох, и нёбо начинает гореть от смеси веществ, которыми Эмбер любит услаждать себя по вечерам в компании безмолвных, манекеноподобных существ — Дитера и Дерека.
Что тут у нас? Ладан, кожа, мускус, сладковатая вонь тлеющих проводов… Подобно дневниковым записям запахи раскрывают жизнь сестрёнки, её порочные тайны, подковёрные игры, подлые секретики — все эти проклятые женские ухищрения, которыми Пави желал бы овладеть.
Как суетливый, но целеустремленный смерч он проносится по комнате, почти не нанося разрушений. Ему хочется внюхаться в каждый флакончик, попробовать языком помады, муссы, кремы в заманчивых лаковых тюбиках, повозить пальцами в палетках теней и румян.
Там-
пабам-
пам-
пам.
Намажем тут.
Намажем там…

Увлёкшись, он забывает про время, но оно само напоминает о себе. Дверь отлетает, и возникшая в проёме яростная Золушка вцепляется ему в жилет.
— Какого чёрта ты здесь делаешь?!
— Эй! Я просто…
— Просто суешь нос, куда не следует? Ищешь сокровища? Роешься в грязном белье?
Она взбешена, и Пави догадывается, по какой причине. Возлагая избыточные надежды на Папино терпение, рискуешь остаться в канаве с ободранным задом. Бесстыжим задом. Бесстыжий зад облегают бесстыжие латексные шортики, от вида которых в паху у Пави начинает свербить. Эмбер перехватывает его взгляд и ещё сильнее прогибается в поясе.
— Увидал что-то зелёное?
Её зрачки расширены, из-за чего глаза кажутся стеклянными. Плохая девочка. Туго натянутый латекс скрывает следы уколов, едва заметные, медленно рассасывающиеся бугорки.
— Я ничего не взял, сестрица.
— Но ведь зачем-то же ты приходил? — шепчет она, обдавая его ароматом перебродивших винных ягод. — Что ты искал, братец, роясь в моих вещах?
— Я искал то, что делает тебя женщиной, — так же интимно отвечает он, перебирая пряди её глянцевых волос. — Мне нужна твоя помощь, сестрёнка!
Она вздыхает и улыбается.
— Бедный Пави.
— Да, — признается он, обводя пальцем полукружия призывно раскрытых губ. — Бедный Пави.
— Красивый Пави. Или, может быть… красивая?
— Я не знаю, — шепчет он. — Расскажи мне. Кто я? Какой я?
— Ты красивый, — смеётся она. — Все тебя любят. И мальчики, и девочки. Кто ты, мальчик или девочка, братец? Хочешь быть девочкой?
— Да, — выдыхает он. — Хочу. Научи меня, сестрёнка!
— О, Пави-Пави…
Она прижимается к нему, возбуждённая и почти не опасная. Кто-то уже выпил её, высосал досуха, оставив ему прекрасную, обезвреженную оболочку. Добрая сестрёнка Кармела искренне хочет помочь непутёвому брату. Он чувствует влагу в уголках глаз и моргает в попытках вернуть ясность.
— Девочки — это маленькие женщины, Пави. Хочешь быть женщиной?
— Я уже сказал, что хочу. Моё лицо… тебе нравится моё лицо?
— Оно прекрасно, — говорит Эмбер, прикасаясь к его переносице. — Почти приросло к тебе.
Это лицо — одно из лучших. Он ведёт учёт всем смазливым личикам в гентерн-корпусе, но это — совершенство из совершенств. Пави уверен, когда-нибудь красота спасёт мир, но прежде она спасёт его самого. Это лицо, да оно просто создано прикрыть ущерб. Исправить ошибки — нет, досадные описки природы. Неточности, не способные исказить суть.
— Я — женщина.
— Но кое-что мешает, — сожалеет Эмбер. — Пустяковина, никчёмная деталь, однако она всё портит.
— Что?
— Твоя маленькая штучка между ног, милый!
Он отшатывается, но она цепко схватывает его за промежность и хохочет:
— Маленькая никчёмная штучка. Она всё портит, Пави. Ты не женщина, ты — карикатура на неё. Отрежь свою маленькую пустяковину, она всё равно тебе не нужна! Отрежь её, Пави, ну же, отрежь!
— Чокнутая наркоманка! Сука!
Пави отшвыривает её от себя и бежит из комнаты. Вслед ему доносится хриплый смех и выкрики: «Отрежь, отрежь!»
Оказавшись на лестнице, он впивается ногтями в щёки, рвёт и, наконец, срывает с себя лицо, которое считал одним из самых удачных. Из многочисленных ранок, оставшихся на месте выдернутых скоб, сочится кровь, но эта боль гораздо слабее той, что выжигает его грудную клетку и выворачивает наизнанку пищевод. В какой-то момент ему кажется, что он выблюет собственный желудок.
— Сука! Сука! Сука!
Он молотит по перилам, гулким пустотелым плитам, выстилающим стены, и когда на шум начинают выглядывать слуги, сбегает вниз и толкает тяжелую дверь.
Он невероятно, просто сокрушительно несчастлив.
Он хочет умереть.

Помещения в отделе конфискации вылизаны до блеска. Чистота и белизна — аж скулы сводит!
За каждым поворотом бесконечного коридора Пави встречает младших техников, дезинфекторов, подметальщиков. Они спешат убраться с дороги, но это совсем не удивительно. Удивительнее другое — эта дорога всё же куда-то приводит.
Главный конфискатор, Нейтан Уоллес, стоит у входа в оперблок. Его собеседник, молодой рипо в стандартной серой униформе, что-то объясняет, скупо жестикулируя и поминутно разворачивая лист изъятия. Пави останавливается поодаль, продолжая следить за разговором.
Любопытно, по каким критериям Нейтан отбирает себе сотрудников? Все рипо похожи друг на друга — не как родственники, но как люди, пережившие нечто, заставившее их оборачиваться на звук шагов и здороваться первыми. Нейтан задаёт вопрос, молодой рипо удручённо кивает. У него высокий, интеллигентный лоб и внимательный взгляд. Наверное, способный ученик. Пави чувствует, что начинает его ненавидеть.
Наконец, беседа подходит к концу. Способный ученик улыбается уголками рта, благодарит начальника и торопливо удаляется, прижимая к груди объёмную папку.
— Нейтан…
Конфискатор оглядывается через плечо. Конечно, появление гостя не стало для него откровением. У всех рипо превосходный слух. Должно быть, это тоже важный критерий отбора.
— Тяжёлый день?
— Очень тяжёлый, — вздыхает Пави. — На редкость мудацкий денёк.
Нейтан морщится.
— Сегодня я хочу поработать с тобой, — поспешно говорит Пави.
— Ни в коем случае, — отвечает Конфискатор и скрывается за дверью с надписью «Зона ограниченного режима».
Боже, ну до чего ж мудацкий денёк!
Пави заставляет себя выждать несколько бесконечных минут, а потом вынимает карту-эмулятор, универсальный золотой ключик, открывающий все замки в этом королевстве отпиленных конечностей.
На этот раз он следит за временем.
Тик-так. Как же так?
Мгновением раньше, мгновением позже…

Он попадает идеально.
Конфискатор, пока ещё без маски, но уже облачённый в прорезиненный костюм и перчатки, смотрит через порог операционной на человека, привязанного к стенду. Вторжение младшего Ларго приводит его в ярость.
— Неужели я не ясно выразился? Выйди отсюда немедленно! Здесь чистая зона!
Пави поднимает руки в попытке его успокоить.
— Я переоденусь, Нейтан. И потом — разве это важно? Это же серия GenCopy.
GenCopy — органы многоразовой пересадки. «Оптимальный вариант для тех, кто хочет сэкономить». Вряд ли человек на стенде сэкономил слишком много, а даже если и так — деньги не принесли ему удачи. Возможно, если бы их было больше…
— Загрязнение сокращает срок эксплуатации. И тебе это прекрасно известно.
— Конечно-конечно, — говорит Пави. — Не волнуйся так. Просто отправь эти запчасти в мусорный бак. Я хочу присутствовать на изъятии. Позволишь полюбоваться на твою работу?
— Это что, проверка?
— Да нет же. Я просто…
— Ты просто… — Нейтан останавливается, но видно, каких усилий ему это стоит. — Подожди!
Он подходит к перегородке, разделяющей операционную и «предбанник», чтобы проверить самочувствие донора. Человек на стенде приглушенно стонет. Его глаза готовы вылезти из орбит, тело сотрясает крупная дрожь. «Извините» — сухо говорит Нейтан, задвигая перегородку.
— Гентерны называют их «полуфабрикатами», — говорит Пави. — Это же просто набор запчастей, Нейтан. Перед чем ты извиняешься?
— Это донор. Такой же, как ты. Такой же, как я.
— До тех пор, пока ты не надел маску.
Человек в прорезиненном костюме отвечает ему рассеянным, усталым взглядом, в котором, впрочем, угадывается и замешательство. Пави улыбается.
— Правда, что ты не рассматриваешь кандидатов Корпоративного ген-колледжа? Только выпускников классического меда? Почему?
— Не люблю дилетантов.
— У меня корочки КДК, «Нейромедико» и сертификат по пластической хирургии.
— Похвально, — говорит Нейтан. — Пошёл вон.
Сзади из коридора доносятся приглушенные, о чём-то спорящие голоса. Проезжает тележка, шурша резиновыми колесами по рифлёному покрытию. Пави слышит затихающее позвякивание, а потом опять становится тихо, если не считать оглушительного биения сердца.
— У тебя в отделе только мужчины?
— Преимущественно.
Преимущество самого Нейтана — в том, что он не задаёт лишних вопросов. И не препятствует давать ответы на те вопросы, которых не задавал. Пави облизывает пересохшие губы. Здесь довольно-таки свежо, работает кондиционер, но яркие лампы создают ощущение палящего зноя. Интересно, что чувствует полуфабрикат...
донор...
когда впервые оказывается под направленным светом хирургического прожектора?
Из операционной доносится стон, переходящий в тонкое, предсмертное поскуливание. Уголок рта Нейтана подёргивается.
— Мне пора. Выйди, пожалуйста. Ты немного мешаешь.
— Конечно-конечно, — кивает Пави. — Твой полуфабрикат.
— Донор!
— Донор.
Пави осторожно трогает своё лицо — те места, где жжет, щиплет, стреляет, стягивает будто эластичными бинтами. Ещё утром он очаровывал, приковывал взгляды, был идеалом красоты, пускай и несколько бесполой. А что теперь?
— Теперь я урод и ты меня выгоняешь. Знаешь, Кармела тоже отказалась от меня. А еще раньше от меня отказался отец.
— Душераздирающая история, — говорит Нейтан. — Мне кажется, я уже слышал выдержки из неё. Вы пишете всей семьёй: одну главу — ты, другую — твоя сестра. Можно я подожду, когда Луиджи поставит точку? Терпеть не могу незавершённых произведений.
— Я мог бы стать кем-то другим. Например, врачом. Или рипо. Твоим рипо.
— Сомневаюсь.
— Раньше ты допускал такую возможность.
Неподдельное удивление на лице Нейтана дорогого стоит, но Пави захвачен воспоминаниями. Перед его мысленным взором вращается калейдоскоп образов, звуков, впечатлений немыслимой яркости, и каждое стёклышко обладает ценностью бриллианта. Вот оперный зал, разрастающийся вширь и улетающий ввысь, туда, где сотни сверкающих огней образуют виноградную гроздь. Смеющийся папа, такой важный и гордый в слишком тесном для себя пиджаке. Звон бокалов, смех и возгласы «Браво!» Прохладная ладонь гладит его по щеке. «Ты устал, милый?» Кто-то даёт ему апельсин, и надутый, выряженный клоуном Луиджи с завистью смотрит, как он вгрызается в сочную, лопающуюся пузырьками цитрусовую мякоть…
— Папа сказал: «К сожалению, он пошёл в не в меня. Слишком слабенький, тонкая кость». А ты взял меня за руку и сказал: «Смотри, Ротти, у него пальцы хирурга».
— Не помню, — говорит Нейтан.
Но, конечно, он кривит душой, и это ясно им обоим. Прошлое присутствует здесь так полно и так зримо, что стоны человека-полуфабриката перестают казаться чем-то существенным.
— Надевай костюм и обработай руки, — говорит Нейтан. — Будешь ассистировать.
— Конечно-конечно.
Он почти не ощущает боли, когда срывает с себя кружевной галстук-удавку, жилет, шёлковую рубашку, все эти никчёмные, изнеженные, надушенные тряпки, чтобы заменить их на строгую серую униформу и тяжёлый плащ, похожий на доспехи. Он надевает маску конфискатора на своё обезображенное лицо и чувствует запах резины, запах антисептика, запах чужого пота — пота мужчин, надевавших эту маску, чтобы сделать настоящую мужскую работу.
В этот момент Пави искренне и беспредельно счастлив.

---

Стервятник и его девочки (фанфик, Repo! Генетическая опера)

Название: Стервятник и его девочки
Автор: reinmaster
Персонажи: Кармела Ларго (Эмбер Свит), Нэйтан Уоллес, Стервятник (Грабитель могил)
Пейринг: Эмбер/Стервятник, Эмбер?Нейтан
Рейтинг: R
Размер: Мини
Статус: Завершен

Последний кусочек паззла. Всё те же, всё там же.
Эмбер и Стервятник приятно проводят время, но обнаруживают, что за ними кто-то наблюдает. Нейтан получает возможность как следует отдохнуть и демонстрирует знание генетической астрономии.

«Просто небольшая операция» — думает Стервятник, наблюдая за тем, как умирает Фиолетовая Марка.
Чвак-чвак! Патрульные деловито орудуют дубинками, превращая в отбивную уже безжизненное тело. В мельтешении огней проступают очертания бетонных плит, между которыми мечутся девочки, его растерянные девочки, а гнусавый голос, многократно усиленный динамиками, зачитывает им смертный приговор. Это так захватывающе, так драматично, что у Стервятника щемит сердце. Он плотнее запахивает полы плаща, устраивается поудобнее, стараясь ничего не пропустить.
Небольшая. Операция.
Бедные девочки.
Некоторых он знает по имени, других узнаёт по запаху или просто на ощупь, но никогда и никого не помнит в лицо. Да и зачем им лицо — затейливо обрамлённая, красная, жаркая и жадная бездна рта, ушки-носик-подбородок, чернильные запятые бровей и распахнутые, влажно-молящие глаза с вечным припевом: «Дай-дай-дай!» Одна девочка похожа на другую. Оказавшись рядом, они сбиваются в тягучую, мнущуюся массу, которая обвивает его колени и бёдра, всползает по спине, ощупывает позвонки, проникает за воротник, поглаживая ключицы. Они обожают прикасаться к нему, шепча своё: «Дай мне. Нет, мне! Мне… мне… мне…»
Он даёт каждой.
Чистый, хрустально-кристальный, стремительный, уносящий вдаль. Всякий раз, вынимая инъектор, Стервятник испытывает желание прикоснуться губами к стеклу, заключающему в себе звёздную искру.
Искристо-холодный. Синий.
Синие лучи обшаривают надгробия. Безымянные фигуры, чистильщики, убирают со сцены безымянных актеров, сваливают в ковш труповозки. Стервятник прикасается к губам, отдавая девочкам последний поцелуй.
— Они были грязью!
Голос Эмбер полон яда, а сама она — как статуя Правосудия с залитыми звёздным светом глазницами.
— Они были, — отвечает Стервятник.
— А теперь станут зидратом. Прекрасная смерть, разве нет? Нацеди мне дозу из их мозгов, грабитель могил!
— Как скажешь, принцесса.
Эмбер хрипло смеётся и идёт под свет прожектора, туда, где она может показаться во всей красе и остаться неузнанной. Стервятник не запоминает лиц. К чему, ведь самые красивые из них увядают и опадают под лёгким прикосновением скальпеля.
— Я красавица?
— Ты красавица, — шепчет Стервятник.
— Я чудовище!
— Ты чудовище, — подтверждает он.
— Всё равно что беседовать с зеркалом, лживая тварь! — шипит Эмбер. — Что ты о себе возомнил? Думаешь, я нуждаюсь в тебе? Когда-нибудь…о, когда-нибудь я…
Её кожа, как пластик, и сама она — уже не статуя, а секс-кукла, теплая пластиковая Барбарелла с напрягшимися пуговицами сосков. Стервятник проводит подушечками пальцев по внутренней поверхности бедра, и Эмбер стонет, подаваясь навстречу его прикосновениям.
— Дай мне!..
— Всё, что захочешь, принцесса.
Она извивается как змея, пытающаяся снять надоевшую шкурку, ожившая мумия в пеленах из пластика. Она просит, но не так, как просят бедные, заблудшие, мёртвые девочки, а так, будто просимое принадлежит ей по праву.
Он даёт, даёт всё, что может, даже больше. Возьми мою кожу, принцесса! Всё для тебя. Бери всё, что понравится — волосы, ногти, цвет глаз, звук дыхания, печень, легкие, селезенку. «Смотри на меня!» — требует Эмбер, и он смотрит, смотрит…
— Я красавица?
— Ты чудовище.
— Чудовище?!
— Ты красавица.
Он пробует пластик на вкус и оказывается очарован его упругой горечью, леденцовой гладкостью. Мумия жива. Она сбрасывает с себя покровы, обнажая идеальное тело, татуированное идеальными шрамами. Чуткими пальцами Стервятник разбирает музыку на линиях нотного стана, перерезающих запястья. Спускается ниже, отыскивая следы, где она снова и снова зачёркивала себя.
— Дай мне! — задыхается Эмбер. — Ты мне не нужен! Нужен. Дай мне! Дай…мне…
Конечно, он даёт.

Внезапно что-то происходит, интонация вздохов резко меняется, а потом и сами вздохи сходят на нет. Стервятник оборачивается.
На границе между светом и тьмой балансирует что-то.
Нечто. Ничто. Просто наблюдатель.
Издав свистящий звук, Эмбер тянется к стилету. Только тогда наблюдатель шагает вперёд.
Вначале Стервятник понимает и чувствует облегчение, но тут накатывает вторая волна понимания, и тело автоматически делает шаг назад, а рука так же автоматически проверяет молнии и пуговицы — застегнуть, затянуть, завязать, прикрыться! Потому что битая Колода Вероятностей выплюнула Ту Самую карту. Одну из редчайших карт старших арканов, — ту, на которой изображен Тот Самый Рипо.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Эмбер.
Тот Самый Рипо молчит, изучая их сквозь прорези маски. Стервятник всегда подозревал, что очки Нейтана Уоллеса — бутафория, настало время убедиться в этом. Он не слышит щелчка, означающего, что линзы переведены в режим увеличения. Нет и подсветки, стало быть, Конфискатор прекрасно видит в темноте.
— Я отведу тебя домой.
Его голос приглушен и мягок. Но так бывает не всегда. Стервятник знает, потому что любит наблюдать за работой Главного Рипо. На безопасном расстоянии, разумеется.
— Меня потеряли?
Сейчас Эмбер и впрямь выглядит потерянной девочкой. Но карты старших арканов частенько лгут. Будучи лживой тварью, Стервятник без труда различает оттенки фальши. Он обнимает Эмбер и обнаруживает, что та дрожит.
— Никто пока не хватился тебя, принцесса. Всё поправимо.
Почти всё, ведь внимание Рипо теперь обращено на него. Метроном отщёлкивает секунды, пока чаши весов стараются победить одна другую. На одной чаше — раздражение, на другой — сожаление. Сожаление от того, что в конфискационных листах отсутствует нужный ай-ди.
— Скоро хватятся. Тебе пора домой, Кармела.
Она трясёт головой.
— Я не пойду. Пошёл прочь! Убирайся! Пожалуйста, Нейтан!
— Оставь её со мной, — предлагает Стервятник. — Я позабочусь о ней. Могу позаботиться и о тебе, если позволишь.
— Жаль, что ты всё ещё жив.
А вот сейчас Конфискатор говорит чистую правду. Правду, без которой вполне можно было бы обойтись.
— Как долго ты следил за мной? — Эмбер выскальзывает из объятий и переходит в наступление. — Надеюсь, тебе понравилось? Разглядел в деталях и подробностях, а, Рипо-мэн? Впрочем, не важно, я всё равно намереваюсь повторить. Хочешь? Прямо сейчас?
Терпение Нейтана безгранично.
— Прямо сейчас я хочу, чтобы ты вернулась домой, потому что здесь небезопасно.
— Здесь стало чертовски небезопасно с тех пор, как ты явился!
— Глупости!
— Глупости? — Эмбер дёргается от ярости. — Оставь меня в покое! Оповести полицию, разбуди этих ленивых засранцев Дитера и Дерека, настучи своему хозяину, Рипо-мэн, только убирайся, убирайся, убирайся отсюда! Какого грёбаного хера ты следишь за мной? Ты же не мой чёртов папочка!
— Кстати, где твой чёртов папочка? — интересуется Стервятник.
— Чёртовому папочке наплевать, даже если я сдохну в грязной канаве, милый! Чёртового папочку воротит от моего лица, моего голоса, моего запаха. Папочка хотел бы, чтобы я никогда не рождалась. Или умерла, как только выползла из матки. Я — сплошное разочарование, не правда ли, Нейтан? Тебя я тоже разочаровала?
— Ошибаешься.
— О, откровения Рипо? Зерно истины со дна Преисподней? Сними маску, когда обращаешься к хозяйке!
Конфискатор делает шаг вперёд. Эмбер тоже. В клочья терпение. Какая великолепная симфония ненависти! Какая накалённая атмосфера! Обеими ноздрями Стервятник втягивает запах озона и горелой резины. Он захвачен буйством стихий, компактно разместившимся на одном квадратном метре.
— Займись своей проклятой работой и не лезь в чужую жизнь!
— Мне приходится работать сверхурочно, разгребая твои безрассудства!
— Так прекрати это делать! Ты не мой трёхнутый папочка!
— Вымой рот с мылом, юная леди!
— Она права, — Стервятник просто не может, не имеет права упустить такой шанс. — Ты не её папочка. Хотя… ты уверен, что она не твоя дочь, Рипо? Вы так похожи. Может, запрёшь её в подвале, прямо под той, другой?
Маска стремительно разворачивается к нему. В стёклах пляшут алые блики, как будто человек, наглухо замурованный в своих прорезиненных доспехах, горит заживо. Но это всего лишь обман зрения. Когда Нейтан говорит, в его голосе звучит скрежет металла и грохот осадных орудий.
— Ты чертовски прав, дилер.
И тогда Эмбер начинает плакать.

Нет, нет!
Это невыносимо.
Ты ничего не понимаешь, Рипо-мэн!
Тебя не бросали!
Когда я вхожу, лицо отца перекашивается от омерзения.
Он говорит: «Ты не моя дочь! Ты отвратительна! Ты ничто!»
Я обещаю, что изменюсь.
Я изменяюсь.

— С моей помощью, — поясняет Стервятник.

Он даёт мне всё, что нужно.
Не мотай головой, ты ничего не понимаешь!
Тебя не бросали.
Тебе не говорили: «Посмешище! Отброс! Позор семьи».
Я — запасной вариант.
Ходячий холодильник.
Донор костного мозга для Пави.
Запас крови для Луиджи.
Я всего лишь хочу жить!
И потому должна изменяться.

— С моей помощью, — подсказывает Стервятник.

Я могу быть яркой.
Могу быть красивой.
Я могу быть лучшей.
Лучше всех и ярче всех, но ты опять ничего не понимаешь!
Я хочу немногого, Нейтан.
Просто.
Быть.
Живой!

— С моей…
— Заткнись! — обрывают его с обеих сторон.
Их голоса неотличимы. Что и требовалось доказать.

— Хорошо, — говорит Нейтан. — Я ухожу.
Эмбер проводит язычком по запёкшимся губам, смотрит исподлобья, как напроказивший ребенок.
— Пойдёшь к папе?
— Мне нужно обсудить с Ротти. Не волнуйся. Я во всём разберусь.
— Конечно, — ласково говорит она, — но прежде…
У Рипо отменная реакция, и только она спасает его от укола. Нет-нет, ни в коем случае не кинжал — он надежно спрятан в переплетении кожаных ремней, обвивающих бёдра. Всего лишь небольшой сюрприз.
— Что это?
Когда пистолет-инъектор падает на песок, из него выкатывается капсула с частицей небесного огня.
— Ай! — вскрикивает Эмбер. — Больно, ай, Нейтан, отпусти, мне больно!
— Зачем?!
Оказывается, Конфискатора можно удивить. Оказывается, это так просто.
— Ты должен попробовать, — шепчет Эмбер. — Ты всё равно не живёшь. Посмотри, как он искрится! Давай, глупый Рипо, у нас есть ещё. Мне не жалко.
— Господи! — произносит Нейтан. — Господи, Кармела!
Всё ещё держа её за руку, он приседает, чтобы поднять капсулу. От резкого движения ворот слегка отгибается, открывая шею. Пальцы в резиновых перчатках просеивают песок, но стекляшка выскальзывает вновь и вновь, словно живая. Сияющая рыбка в багряной реке.
— Не надо, Нейтан, — просит Эмбер, поглаживая его по спине. — Прошу тебя, не отказывайся…
— От подарка, — заканчивает Стервятник, прижимая свой собственный инъектор к полоске кожи над воротом.

Раз.
Два.

Умирая, Стервятник пытается вспомнить лица девочек, но ничего не получается.
Не получается и вдохнуть. Безжалостная ладонь давит на его голосовые связки, пережимает гортань. Свободной рукой Конфискатор рвёт рубашку, — прощайте молнии, пуговицы, кнопки, — пытаясь добраться до сердца.

Раз.
Два.
Три.

— От-пус-ти!
— Ты — отрава, — выдыхает маска. — Ты гнусь. Ты мерзость! Я был не прав. Что. Ждал. Так. Долго!
С каждым толчком Конфискатор впечатывает его в бетон, вышибая остатки жизни.
— Я делаю ровно то же, что и ты — подсаживаю любимых на зидрат! — хрипит Стервятник.
Есть! Слова попадают прямо в мягкую, незащищенную сердцевину. Смертельный захват на секунду ослабевает, и пользуясь наконец возможностью сделать вдох, он выпускает очередной заряд:
— Знаешь… это справедливо… почувствовать самому… Где-то рядом, да?.. Рядом с твоим пониманием справедливости.
Удар опять попадает в цель, или так только кажется? Нет, правда, стальные пальцы медленно выпускают добычу. Стервятник всхлипывает и заходится в кашле. Чёрт, как же больно!
Как больно!
Маска чего-то ждет, возможно, контрольного выстрела, сoup de grâce, но Стервятник не торопится. Некоторые вещи должны происходить, потому что кое-кто нуждается в операции.
Миорелаксант постепенно берёт своё. Рипо пошатывается. Теперь уже не понятно, держит он свою жертву или, напротив, держится за неё. Улучив момент, Стервятник легонько отталкивает погрузневшее тело, и Конфискатор оседает к его ногам.
Великолепно!
— Сколько ты ему ввёл? — ахает Эмбер.
Он вскидывает два пальца: «V» значит «виктория».
— Две? Две дозы? Ублюдок! Ты его отравил!
Она склоняется над поверженным Рипо. Стервятник еле успевает перехватить ее руку.
— Отпусти, грёбаный ты идиот! Он умирает.
— Он засыпает.
— Что?
— Твой дракон уже спит, принцесса, и видит сны. Т-с-с, не нужно мешать!
Зидрат дает забвение. Одна из побочек — практически мгновенное привыкание, но за Нейтана можно не тревожиться: кто-кто, а уж он не даёт себе никаких поблажек.
Почему бы не побеспокоиться о тех, кто действительно нуждается? О тех, кто чудом избежал смерти, но, кажется, приобрёл травму позвоночника.
Ох, да ещё пару сломанных рёбер!
Ну, что ж, по крайней мере, он не разочарован. Напротив, очарован. Потрясён. Заинтригован.
Как выразилась бы Эмбер, сейчас он чувствует себя охрененно живым.

Её тело поёт от удовольствия.
Каждая мышца, каждая клеточка. Эмбер потягивается и кожаные ремни врезаются в плоть. Как приятно чувствовать себя немного распятой!
Стервятник занят. Он наблюдает за наблюдателем.
— Кажется, у тебя появился телохранитель. Интересный поворот? И заметь, телохранитель, который тебя даже не хочет.
Эмбер впускает когти ему в шею, да, так, что он вскрикивает от боли.
— Пытаешься оскорбить меня, милый?
Голос ласков, но Стервятник не обманывается.
— Вообще-то я сделал комплимент.
— Вообще-то ты сказал, что он меня не хочет.
— Проблема в голографическом зрении, — поясняет Стервятник, — точнее, в его противоположности. Невозможности объёмного фокусирования. Доктор Уоллес смотрит на тебя, а видит множество девочек, одиноких и плачущих, оставшихся без матери. Хорошо, когда у Рипо есть болевые точки, правда, принцесса?
— Очень хорошо, — соглашается она. — Осталось только найти болевые точки у тебя.
«Ты — моя болевая точка» — думает Стервятник.
— Ты любишь? — выдыхает Эмбер.
— Я — стервятник, моя дорогая. Я — грабитель могил. И да, я люблю падаль.
Она разворачивается и со всей силы, наотмашь хлещет его по накрашенным губам.

Раз.
Два.
Три.
Пауза.
А потом опять:
Раз…

Нейтан шевелится, с усилием поворачивает голову. Вот это метаболизм! Стервятник восхищён. Ему изрядно надоели чокнутые наркоманы. Нормальные, так называемые приличные люди нравятся и того меньше. Ненароком оказавшись в плохих обстоятельствах, образцы высокой нравственности, как правило, превращаются в коробочку дерьма.
Нейтан Уоллес не принадлежит ни к той, ни к другой категории. Самая Полная Классификация Тварей Земных даёт сбой, когда Стервятник пытается отвести Рипо подобающее ему место. Всё-таки должна быть отдельная ячейка для хороших людей, создающих плохие обстоятельства и умудряющихся вести себя как чокнутые наркоманы, не утрачивая притом рациональности и чувства меры.
«Когда-нибудь» — пообещала Эмбер, но когда?
Через год?
Через месяц?
Через неделю?
Когда-нибудь, возможно, очень скоро, принцесса осуществит то, о чём не раз впоследствии пожалеет.
Одну небольшую операцию.
Стервятник знает, кто придет за его сердцем. Это пугает, но, с другой стороны, успокаивает. По крайней мере, можно быть уверенным в сосредоточенном профессионализме посланника, в том, что тому не придет в голову искать нужный орган в петлях тонкого кишечника.
Хо-хо.
Профессионализм куда надежнее болевых точек. Тем более, что их обладатель занят исключительно тем, чтобы уничтожить себя без остатка. Откажись от удара, — и он сам проедет по своим болевым точкам спятившим грейдером. Какая прелесть!
А как насчёт меня?
Хочу ли я умереть?
Нейтан опять ворочается в тщетных попытках подняться. Скорее всего, он движим чувством — рефлексом — долга, ведь где-то за железными решетками, за тройными пуленепробиваемыми стёклами его ждёт очередная заплаканная девочка, уже готовая превратиться в женщину. Стервятник улыбается. Интересно, что представляет собой дочь Конфискатора? Природа — та еще шутница, и родители узнают об этом последними. Он делает в памяти зарубку — навестить маленькую Шайло. Когда-нибудь.
Когда-нибудь.
Нейтан стонет.
— Тише, — советует Стервятник, — Не торопи события. Между прочим, звезда, зависшая прямо над твоей головой, называется Альредиф.
Он считает себя знатоком изменившихся созвездий и не ожидает ответа, однако получает его.
— Это мю Цефея.
— Да? — удивляется Стервятник.
И в самом деле, это она, восхитительная гранатовая звезда, похожая на капельку крови. Она так ярка, что затмевает собой даже сдувшийся, остывающий Марс. Звезда пульсирует, вытягивая жизненные соки из тянущихся к ней небесных тел.
Световое пятно начинает расплываться, и Стервятник моргает — раз, другой, третий. Возможно когда-нибудь…
(Но не сейчас! Не сейчас!)
…он будет готов.
Готов к небольшой операции.
Заторможенный, ещё не до конца проснувшийся Конфискатор неподвижно смотрит на звёзды. Приняв решение, Стервятник опускается рядом и замирает в ожидании рассвета, который никогда не наступит.

@темы: Генетическая опера, творчество, Repoman, фанфики, GraveRobber, Нейтан Уоллес, Эмбер Свит

---

Доктормастерские пирожки

Пирожки по сериалу "Доктор Кто". Мои. Свеженькие.



вы доктор кто спросили люди
а где же клизма где рецепт
на психотропы где больничный
и нафиг вы тогда нужны

да неужели это доктор
своим глазам не верит джек
а ну-ка дай тебя пощупать
на всякий случай вдруг ты сон

ну что за хрень теперь лохматый
а был и рыжий и кривой
неужто семь регенераций
я слил в помойное ведро

не знаешь кто на крышу тардис
кусочки хлеба положил
а нефиг парковаться криво
и чьё-то место занимать

вот почему герою можно
рядиться как последний фрик
а как злодей так будь в костюме
толстовка фи и моветон

ах посмотрите это далек
какая прелесть как живой
ой кажется он разозлился
exterminate как переве

теперь пожалуйста отвёрткой
в контактах мне поковыряй
вообще-то мастер я про тардис
да нет забей всё хорошо

ты как брильянт на фоне пальмы
ты как печенька среди звёзд
ты мастер гений средь пингвинов
а скотч скажи тебе зачем

алё это министр саксон
хренаксон доктор не дури
твой голос я всегда узнаю
фуфлыжный ты электорат

а вот уже идут таймлорды
несут с собой конец времён
врата закрой скорее мастер
ширинку в смысле застегни

@темы: творчество, фанфики, пирожки, доктор кто

---

Что-то о порядке. И о любви (фанфик, Генетическая опера)

Название: Что-то о порядке. И о любви
Автор: reinmaster
Пейринг: Шайло, Натан Уоллес
Рейтинг: R
Размер: Мини
Статус: Завершен

Повседневная опера. В ролях: Шайло, её отец, а также смысл, предназначение и закономерность. Важную роль играет также зубная щетка.
Посвящается родителям.




В доме царит абсолютный порядок.
Нигде не пылинки, но это бы ладно. Таблетки разложены по кармашкам на каждый день — вполне разумно. Зубные щетки щетиной направо (всегда, всегда направо!) — уже перебор.
Шайло подходит к книжным полкам, проводит пальцем по корешкам. Идеально ровная линия, прерывающаяся на впадинках между томами. Книги сгруппированы по темам — объяснимо, по авторам — вполне разумно, но также они рассортированы по росту, цвету обложки, шрифту, толщине корешка — уже перебор.
Комната папы — святилище Порядка. Комната Шайло — поле боя, на котором она терпит поражение снова и снова.
«Порядок — это безопасность», — повторяет папа. Стремясь к безопасности, он упорядочивает всё вокруг себя — книги, посуду, обстановку, жизнь Шайло. Правила меняются, подчиняясь какой-то непостижимой внутренней логике. Иногда Шайло кажется, что она готова ухватить принцип… ах, если бы это случилось!.. Но нет, Правила или Правило (она не знает точно) ускользает от понимания: бдыщ! — всё в лоскуты и папа со вздохом исправляет Ошибки.
Ни слова порицания, только вздох. Папа терпелив и справедлив. Папа внимателен. Папа огромен и всемогущ, всеобъемлющ и всепроникающ, он везде и всюду — в поскрипывании рассохшихся половиц, скрежете панелей, прикрывающих тайные ходы, шелесте пластиковых полос, ограждающих «чистую комнату».
Не-вы-но-си-мо!
Почти шестнадцать лет прошли-прокрались о скрипучим половицам под знаком «Выпей лекарство, милая!», под флагом «Я лучше знаю, ведь я твой отец, милая!», под гнётом «Мама бы тобой гордилась, милая, и потому…»
И потому день за днём воспроизводит себя в выматывающей душу одинаковости: подъём в восемь тридцать, лекарство, платье и завтрак, привязанные ко дням недели: в понедельник белое с кружевом, овсянка, апельсин; вторник — тёмно-синее с белой окантовкой, питательная смесь «Энерджи», черничный батончик; среда… а к хренам ли эту среду!
Шайло вбегает в ванную. Быстро оглянувшись, поворачивает зубную щетку, одну из двух.
Есть!
Что на очереди? Она стремительно продвигается по дому, оставляя сюрпризы. Один за маму, один за Шайло и все для папы.
… чашку ручкой к дверце шкафа…
...эту книгу чуть подвинуть…
...ход конём и пешку в ящик…
...вынуть папину рубашку…
...в мусор свежую рекламу…
...Ух!
Шайло плюхается на кровать, изнемогающая от усталости, трепещущая, но довольная. Смешные победы, микроскопические завоевания. Ради таких моментов и стоит жить!


В мире нет никакого порядка.
С каждым днём город всё больше напоминает клоаку, переполненную нечистотами, кишащую существами, так похожими на людей, но утратившими смысл и предназначение. В конечном счёте, смысл и предназначение и есть то, что делает человека человеком. Вычти — получишь кучку органов. Большей частью изношенных, но случаются и проблески, полновесные монетки среди обманок.
Натан критически осматривает донора.
Жилистый, подтянутый, хорошо одетый мужчина дергается, стараясь вырваться из ремней, фиксирующих его тело на рабочем столе. Пластиковая капа может лишь приглушить звуки, а звуков донор издаёт очень много. Через пару минут их тональность поменяется.
Сверимся…
Натан методично изучает конфискационный лист, обращая внимание на детали, которыми специалист менее добросовестный мог бы и пренебречь. Здесь важно всё — температура тела и окружающей среды, индекс жизнеспособности, год выпуска трансплантата. Дьявол кроется в мелочах.
В нижнем правом углу конфискационного листа — выдержка из ID карты и кредитной истории. Всего несколько предложений, Натан читает их тоже.
Бизнесмен — ну, само собой.
Задолженность 120 дней — интересно.
Бегство и попытка убийства конфискатора — уже перебор.
Дьявол кроется в деталях, мелочах, нарушенных правилах, неисполненных обязательствах. Будучи в некотором смысле должником, Натан отлично понимает суть обязательств и важность следования правилам. Некоторые правила даны изначально. Остальные становятся ясными уже в процессе.
Следовать правилам — всё равно что решать элементарную математическую задачу. Вот, например…
Дано: мужчина, двадцать семь лет, торговец воздухом, банкрот, сто двадцать дней задолженности, попытка бегства и сопротивление. Требуется: изъятие селезёнки.
Что в условиях задачи нам непонятно?
Начнём!
Обработка рук плюс перчатки плюс обработка операционного поля. Премедикацию выносим за скобки.
Разрез.
Брюшная полость открывается как сундук с сокровищами. В мире нет порядка? Натан умеет признавать свои ошибки. Человеческое тело и есть средоточие порядка, средоточие закономерности: все эти части, и трубки, и жидкости, сплетения тончайших нитей, пронзающих багровые волокна, все эти новообразования, растущие ткани, отмирающие клетки, все эти кости, хрящи, упругие ткани, губчатые извилины, скомплектованные и подключенные мягкими кабелями к пульсирующей помпе сердца. Ничего случайного, ненужного, лишнего, чрезмерного.
Тело прекрасно.
Натан отделяет селезенку и, повинуясь вбитому за годы учебы алгоритму, запаивает кровеносные сосуды, питавшие удаленный орган. Бывший обладатель артикула SpGen563667 к этому моменту уже проследовал через все стадии шока к состоянию бесчувствия, но Натан всё же накладывает стежки в тщетной попытке вернуть хоть какую-то упорядоченность. Увы, коса нашла на камень, правило на правило, сундук с сокровищами разграблен, задолженность погашена.
Никакой спешки, последние штрихи и…
Операция завершена.
Обработка рук минус перчатки минус нарукавники, прочее пока держим в уме. Законченное дело отзывается приятной болью в натруженных мышцах. Казалось бы — тривиальная задача, простейшее решение, но…
...ей-Богу, так оно и есть…
...ради таких моментов и стоит жить.


Шайло вглядывается в папино лицо, как будто видит впервые.
Чужой человек, незнакомый ей доктор Уоллес, проверяет пульс, проверяет кармашки с таблетками, проверяет герметичность окон… проверяет всё.
— Как ты себя чувствуешь, милая? — спрашивает доктор Уоллес.
У него мягкий голос и нежные пальцы, зато остальное — из камня, стекла и колючей проволоки. Доктора Уоллеса невозможно ранить, но очень возможно разбить.
— Я в порядке, папа.
Магическое слово «порядок» разглаживает вертикальные морщинки в межбровье, горизонтальные — пересекающие лоб. Лицо становится гладким и на секунду кажется, что к нему возвращается молодость.
Шайло могла бы влюбиться в чужого человека.
Мешают: камень, стекло и колючая проволока.


Натан проводит подушечками пальцев по щеке спящей дочери.
Знакомый незнакомый подросток шевелит губами, вчитываясь в яркие сюжетные сны. Сны опасны, ведь именно они стирают фамильные черты, превращая девочку в девушку, женщину, отдаленно похожую на Марни, но лишь отдаленно. Взросление словно рябь на воде. Подросток улыбается, и лицо жены расплывается, а на его месте возникает новое — юное, капризное, миловидное, — плоть, отпочковавшаяся от плоти, расцветающая по новым законам.
Эти законы жестоки к родителям. Особенно к отцам, не сумевшим уберечь, объяснить, настоять на своём.
Задача практически нерешаема.
— Шай, — тихонько произносит Натан. — Милая.
Он мог бы дать ей капельку свободы.
В самом деле, мог бы.
Мешают: дерзость, упрямство, капризы.
Подростковая жестокость. Нестойкая, неуловимая, втайне созревающая красота.
Что еще? Ах, да…
...зубная щетка, повёрнутая влево.

@темы: Генетическая опера, творчество, фанфики, Шайло, Нейтан Уоллес

---

Пирожки по Ганнибалу

мы обсудили ваше детство
алану чашки и семью
ложитесь грэм теперь займемся
фрейдизмом на иной манер

я чесапикский потрошитель
ни в коем разе милый мой
а что в крови пиджак и брюки
так я же всё же психиатр

кто вам дарил шампунь вонючий
поскольку мы теперь друзья
вам презентую томик данте
пучок петрушки и колун

алане нравится коллега
коллеге нравится бульон
а точкой соприкосновенья
с какой-то стати будет грэм

как жаль что вы больны не мною
уилл послушайте врача
примите грамм лоперамида
а после заболейте мной

прошу вас уилл не отвлекайтесь
нам нужно многое успеть
всех удивить порезать глотки
красиво прыгнуть со скалы

@темы: творчество, ганнибал, уилл, фанфики, пирожки

---

Гостеприимный дом Ларго (фанфик, Генетическая опера)

Название: Гостеприимный дом Ларго
Автор: reinmaster
Пейринг: Нейтан Уоллес и дети Ларго
Рейтинг:PG-13
Размер: Мини
Статус: Завершен

Иногда Ротти задерживается, и Нейтану приходится ожидать его в компании детей, которые всеми силами стараются развлечь гостя.


Это случается снова. И снова. И вот опять.
Ротти задерживается (массаж, обновление крови, пресс-конференция, затянувшееся совещание с большими шишками — нужное подчеркнуть), и ему приходится делать то, что ненавистнее всего. Ожидать.
Ожидать в компании детей Ларго.
Эмбер, Пави и Луиджи. Он знает, что они такое, но слово «дети» въелось в подкорку, застряло в ассоциативных отделах, стало непременным компонентом действующих рефлекторных дуг, так что воспоминания продолжают отравлять настоящее, и он бессилен что-либо предпринять. Дети есть дети. Перед детьми Нейтан беззащитен вдвойне.

Начинает всегда Эмбер.
Она подходит близко-близко и клюет в щеку, после чего отскакивает и всплескивает руками в преувеличенном испуге.
— Рипо-рипо-рипо-мэн! Папочка, я задолжала! Но я заплачу, я обязательно заплачу… очень скоро…
Чёрные сорочьи глаза блестят от возбуждения, расширенных зрачках пляшут огоньки многоярусной люстры, той самой люстры, которую молодой Ротти называл «королевской». Королевская люстра освещает детей короля, прерванных в разгаре игры.
Игра несложна и сводится к взаимным подначкам, оплеухам и смерти. По настоящему серьёзные повреждения наносятся безымянным фигуркам из человеческого пластилина. Королевская плоть неприкосновенна.
В присутствии Нейтана игры прекращаются, всегда. Он не знает, почему так происходит. Даже Луиджи надевает маску относительной нормальности, хотя сквозь бреши то и дело просвечивает оскал монстра. Нейтан предпочитает не вглядываться. Во-первых, ему мешают воспоминания, во-вторых, если очень хочется встретиться с монстром, можно пристальнее изучить отражение в зеркале во время утреннего бритья.
— Побудь с нами, Рипо-мэн, — шепчет Эмбер прямо в ухо, а Пави выталкивает из-за отцовского стола кресло с высокой спинкой, усовершенствованный вариант трона на колесиках.
Из чувства противоречия Нейтан опускается в обычное кресло для посетителей. Эмбер тотчас же усаживается на подлокотник, ёрзает, стараясь прижаться к нему бедром.
— Рипо-рипо-рипо-мэн!
— Отстань от него, сука! — взвизгивает Луиджи.
— Пошел ты!
— Ах ты сука, твою…
— Замолчи! — приказывает Нейтан, и Луиджи проглатывает остаток фразы.
Пави издает нервный хохоток. Дети переглядываются и молчат. Дети-дети-дети. Нейтан плотнее смыкает челюсти, стараясь прервать поток воспоминаний. Стоит упустить нить, и череда обрывков, смыслов, звуков, запахов прошлого заполнит пространство под сводом черепа, вытеснив остатки сознания.
Дети.
Но кожа Луиджи уже начинает увядать, Пави недавно отпраздновал двадцатилетие, что же касается Эмбер… она живая иллюстрация к стихотворению «Из чего только сделаны девочки?».

Из чего только сделаны девочки?
Из кусков, трансплантатов,
Синих капель Зидрата,
Вот из этого сделаны девочки!

Нейтан смотрит на часы.
— Папа опаздывает, папа непунктуален, — фальшиво сожалеет Пави.
— Должников на слайсы! — это Луиджи.
— Тоскуешь в бездействии, — Эмбер.
Их голоса накладываются один на другой и звучат в унисон. Луиджи не отрывает взгляда от рабочей сумки-холодильника. Узкий язык беспрестанно тревожит прокушенные во многих местах губы. Когда Луиджи некого укусить, он кусает себя.

Из чего только сделаны мальчики?
Из порезов, надрывов,
Психотических срывов,
Вот из этого сделаны мальчики!

— Вообще-то сегодня не придется никого… украшать, — интимно понизив голос, сообщает Пави. — Никакой сверхурочной работы. Просто беседа… в кругу семьи…
— Следовало предупредить, — ровно говорит Нейтан. — Я бы не брал лишних вещей.
— О, извини, Пави виноват, Пави просит прощения! Так хотелось, чтобы ты чувствовал себя комфортно… Так сказать, в обычном образе…
Пави жеманно хихикает, гримасничает женским личиком, которому не суждено прижиться. Бессмысленная порча материала.

Из чего только сделан…
Сделана…
Сделано?..
Проклятье!

— Стало быть, я могу уходить? — уточняет Нейтан.
— Нет! — хором вскрикивают королевские дети.
Они окружают его еще плотнее, что в случае Эмбер просто невозможно. Тёплые пальцы касаются шеи, дергают за рукав, благоговейно ощупывают сумку. Кто-то дует в затылок, отчего по позвоночнику пробегают мурашки. Дети любопытны. Будь их полная воля, они разобрали бы гостя на сувениры.
— Ты должен мне помочь, — жалобным голоском развратной маленькой девочки то ли просит, то ли приказывает Эмбер.
— В качестве Рипо-мэна? Что именно я должен убрать?
Луиджи хрипло смеется и шлепает себя по колену, как будто Нейтан отмочил удачную шутку.
— В качестве друга семьи, — дует губки Эмбер. — Ну же, Нейтан, не будь таким злюкой! Мне нужен врач, очень хороший врач!
— Я уже давно не практикую.
— Нейтан!
— У ГенеКо закончились штатные доктора? Очередной несчастный случай?
К счастливому смеху старшего брата присоединяется Пави.
— Мне не нужны папины врачи! Мне нужен ты.
— Ещё раз повторяю: я больше не врач.
— Но был им, — шепчет Эмбер. Ее траурные глаза покачиваются вверх и вниз как чашечки цветов. — Помнишь?

Я помню…

— Нет, — сухо говорит Нейтан.
«Нет» означает «Не помню». Означает «Я отказываюсь». Означает «Достаточно!». Означает «Оставьте меня в покое!».
— Обратись к отцу, он подберет специалиста.
— Мне больно! — плачет Эмбер. Смех ее братьев затихает. — Мне больно, больно, больно! Он обещал, что боль прекратится через два часа, но становится всё хуже и хуже. Там как будто то-то созревает… такая пульсирующая, давящая…
— «Там» — это где?
Эмбер показывает. Действительно, «там».
— Мне нужны инструменты. Хотя… В любом случае, мне нужно чистое помещение, без посторонних.
— Можем пойти в малую операционную! — Эмбер хватает его за руку. — Нейтан, пожалуйста.
Помедлив, он встает и позволяет вести себя.

Для того, чтобы кое-что вспомнить.
Кое-что нужное.
Кое-что важное.
Кое-что…

— У тебя нагноение, — говорит Нейтан и, не в силах сдерживаться, швыряет перчатки в ведро. — В этом есть особый кайф, да, Кармела? Подставляться под ржавые, тупые скальпели, зараженные древними болезнями. Оно того стоит?
— Ты не поймёшь.
— Ну, разумеется!
— Скажешь папе?
Нейтан молчит. Дети и их маленькие шалости. Крупные шалости. Непоправимые-чёрт-их-возьми-шалости! Что нового он поведает Ларго? Чем удивит?
— Нейтан!
— Если захочешь, скажешь сама. Я не ваш личный врач. И Бога ради…
— Да-да-да, — частит она, хватаясь за его руки, как раненый зверёк. — Знаю-знаю. Никогда больше, Нейтан! Никаких подпольных операций. Только легальные, только в клиниках ГенеКо…
— Вообще-то я имел в виду…
Но обезболивающее уже действует и момент истины утерян.
Они возвращаются в приемную.
— Ну как? — осведомляется Луиджи, безуспешно пытаясь скрыть нотки облегчения. — Надеюсь, ты зашил ей все, что можно? Хотя она тут же проковыряет новую дырку.
— Болван!
— Шлюха!
— Мразь!
— Сука!
— Прикуси язык! — раздраженно говорит Нейтан. — Оба, прикусите свои поганые языки!
Должно быть, он опять потерял контроль, потому что спорщики затыкаются, а Пави, к которому в общем-то и не было претензий, роняет зеркальце. Воцарившееся молчание отдает замешательством.
Нейтан пристально смотрит на Луиджи, и тот отводит взгляд. Это ненормально. Нормально было бы, если бы старший отпрыск Ларго взвился, изрыгая проклятия, размахивая тупым до омерзения ножом. Где угрозы, где вопли, где истерический смех Пави?
Контроль. Он утратил контроль, и все это видят.

Так бывает.
Но не здесь.
Не сейчас.
Дети!

— Я ухожу.
— Нет! — восклицает Эмбер. — Папа вот-вот придет. Ты ему нужен.
— Поразительно. Сегодня я просто нарасхват.
— Ты нужен Пави!
— Нужен Эмбер!
— Нужен, — выдавливает Луиджи.
— Зачем? Для чего?
«Просто ты наш, — читается в их невозможных, исковерканных лицах. — Наша игрушка. Наш рипо-мэн. Почему бы нет?»
В самом деле, почему?
— Расслабься, — предлагает Луиджи.
— Ни о чем не думай, — это Пави.
— Будь рядом, — Эмбер.
Быть рядом — именно то, чего он избегает. Нейтан обреченно откидывается на спинку кресла. Эмбер улыбается ему ярко подведенными губами.
— Умничка. Когда-нибудь я стану твоей хозяйкой.
— Никогда.
— Когда-нибудь ты достанешься мне по наследству, Нейтан.
— Нет, мне! — рычит Луиджи.
— Он достанется Пави. Все любят Пави!
— Я не вещь, — говорит Нейтан.
— Все мы — чьи-то вещи. Ты папина вещь.
— Нет!
— Пока еще папина…
— Соглашение, — напоминает Эмбер.
— Вот именно. С Ротти я связан соглашением. Вы для меня — никто.

«Это ты — никто! — должен воскликнуть Луиджи, продолжив непременным «сука-мразь-выну-кишки-сдохни-тварь!»
Да.
«Ты никто, безликий и безымянный мясник в заскорузлом от крови плаще!» — должен пропеть Пави, обмахиваясь веером из женских волос.
Да.
«Никто, не умевший и не умеющий спасти любимых», — должна рассмеяться Эмбер, выламываясь как обдолбанный подросток.
Да.
…бессильный и бесполезный…
Да.
…утративший контроль…
Да.
…потерявший прошлое и умертвивший будущее!
Да.
Да.
Да!!!

— Разговариваешь с тенями, Рипо-рипо-мэн? — прохладная ладонь Эмбер проводит по его щеке так быстро, что он не успевает уклониться от прикосновения. — Тени мертвее мёртвого и уже начинают разлагаться. Лучше поговори с нами.
— О чём? — устало спрашивает Нейтан.
— О «Тангейзере».
— Что?!
— Это, мать вашу, опера или человек? Сраный ублюдок так ничего и не ответил, гнить ему в аду, подзаборная гниль! Я задаю вопрос — я хочу получить ответ, а не овечье блеяние. Пусть трахает овец в аду! Пусть трахает себя! Пусть… А, дьявол, я просто хочу знать, опера это или человек!
— Братец натолкнулся на новую музыкальную запись в архивах, — возбужденно хихикая, переводит Пави. — Братец пырнул ножом архивиста, который не смог объяснить. Братец любит музыку.
— Да, твою мать, трусливый женоподобный ублюдок, я люблю музыку. И не люблю тошнотворных рож таких педрил, как ты!
— Ах-ах, у братца недержание! Пави так сожалеет!
— Сейчас ты поймешь, что значит сожалеть, грёбаный придурок!
— Ах-ах, Пави страшно!..
— Два кретина!
— Шлюха!
— Молчать всем!
Нейтан морщится: накатывающая боль пробивает виски, путает мысли, мешает сосредоточиться. Бесполезные знания, ряды затянутых паутиной книжных полок. Дунь — и пыль взовьется до небес. Да он просто склад ненужностей сгоревшего века. Удивительно, что из перечня возможных опций выбрана именно эта — воскрешение забытого.
— Тебе удалось отыскать оперу Вагнера или ее фрагмент?
— Вагнер — это тот гениальный засранец, что сочинял про чокнутых богов и карликов? Про шлюх на летающих конях? Мне нравится его музыка! Она для сильных, не для таких, как этот жеманный самозванец, провонявший бабскими духами.
Луиджи подвигается ближе, и круг окончательно замыкается. Королевские дети вытягивают шеи и приоткрывают рты, когда Рипо-Шахерезада начинает рассказ.

О Тангейзере, тоскующем по Земле.
О духовной любви и плотских утехах.
О добродетели и проклятии.
О прощении.
О непрощении.
О возвращении…

Бесцветно, схематично, не особо углубляясь в детали. Но когда он заканчивает, Эмбер просит:
— Расскажи ещё!
— Я устал, — говорит Нейтан.
— Мы поможем тебе отдохнуть, Рипо-рипо-рипо-мэн.
— Я устал от вас.
— Неправда.
—…ты устал от себя…
—…своей мёртвой жены…
—…капризной суки-дочки…
—…неповиновения…
—…упрямства…
—…нежелания изменяться…
—…нежелания понять…
— Замолчите! — просит Нейтан. — Замолчите. Вы. Все.
Пожалуйста.
Пожалуйста.
Пожалуйста!!!

— Ты опять разговариваешь с тенями, Рипо-мэн?
— Я… отвлекся.
Троица вновь переглядывается, обмениваясь флюидами тайного знания. Прошлое возрождается, воскресает из пепла и грязи в этой карикатуре на семейный портрет. И когда на портрете возникает глава семейства Нейтан не слишком удивлен.
— Прости, что заставил тебя ждать, — говорит Ротти.

У Эмбер есть тайна.
У Пави — впечатления.
У Луиджи — новая музыка.
У Рипо-мэна есть место на семейном портрете.

— Мне всё равно некуда спешить, — отвечает Нейтан.

@темы: Генетическая опера, фанфики, Нейтан Уоллес

---

Неблагодарная работа (Repo! Генетическая опера. Фанфик)

Название: Неблагодарная работа
Автор: reinmaster
Пейринг: Ротти Ларго/Нейтан Уоллес
Рейтинг:R
Размер: Мини
Статус: Завершен
Предупреждение: Слэш

Плюсы и минусы работы Конфискатора. Чем занята вторая половина дня Рипомэна?



«Неблагодарная работа, – повторяет он, смывая с себя грязь человеческих выделений. – Неблагодарная работа».
Привычная мантра успокаивает его, помогает быстрее совершить переход из «состояния А» в «состояние Б». В «состоянии А» чужая кровь, пот, желчь, моча, нутряное сало не имеют никакого значения. В «состоянии Б» он предпочитает быть чистым, практически стерильным, и потому тщательно уничтожает любой намек на несовершенство.
В «состоянии А» у него есть прозвище, в «состоянии Б» – имя. Процесс перехода дарит тишину анонимности, прохладную пустоту забвения. Но, как и все хорошее, это не может продолжаться долго.
Сквозь шум воды он слышит приближающиеся шаги.
– Конфискатор?
– Уже нет, – отвечает он, убавляя напор.
– Нейтан?
– Ещё нет.
– Я подожду, – говорит Ротти.
«Неблагодарная работа», – бормочет тот, кто еще не стал Нейтаном Уоллесом, но уже на полпути к нему.
За окном сереет, хотя на часах всего пять. Нейтан выходит, закутавшись в огромное банное полотенце с вышитой эмблемой ГенеКо. Он направляется к столику, где лежат очки, но Ротти препятствует ему – подплывает с противоестественной быстротой, обхватывает за плечи, прижимается к спине, и Нейтан расслабляется, хоть и против своей воли. Тело живет по своим законам. Туго натянутые мускульные волокна, скрипящие сухожилия, все эти нервные окончания, миллионы рецепторных клеток с раздражающей фоновой активностью... Много усилий, много ненужного. Ротти облепляет его, сковывает движения, как слишком тяжелое одеяло. «Ему нужно похудеть, – думает Нейтан. – Пусть это и не имеет значения. Лишний день, возможно, лишняя неделя. Много или мало?»
– Все в порядке?
– Как всегда.
Ротти улыбается и крепче прижимает к себе Нейтана, негибкого, упрямого Нейтана, ледяного под своим чёртовым полотенцем.
– Ты простудишься. У меня есть горячая вода.
– Я знаю. Спасибо.
Умелые нажатия снимают мышечные зажимы, Нейтан наклоняет голову. Мягкие пальцы Ротти массируют шейные позвонки.
– Ты устал.
– Да, – соглашается Нейтан.
Сейчас он готов согласиться с чем угодно.
– Ты голоден.
– Да.
– Но не очень.
– Не очень.
И все же Ротти заставляет его есть. Овощной салат, хлеб, стакан сока. После работы аппетит возвращается слишком медленно. После работы, да. Проклятой, неблагодарной работы!
Видя, как темнеет его лицо, Ротти спешит нарушить молчание.
– Когда ты навестишь нас... просто навестишь нас? Эмбер уже замучила меня просьбами. Да и Пави, кажется, ты его очаровал.
– Неужели?
– Ты нравишься моим детям, Нейтан. Даже Луиджи старается сдерживаться в твоем присутствии, что, безусловно, идет ему на пользу.
– Им нравится все, что замарано кровью.
Ротти криво усмехается. Нейтан продолжает есть, машинально, без увлечения, и эта отстраненность делает его похожим на автомат, оживший манекен, пробуждённого голема, которого чья-то прихотливая фантазия наградила чертами британского ученого. Его движения хирургически точны, выверены до микрона. Доктор Уоллес препарирует спаржу, раздвигает лепестки красного лука, удаляет поврежденные ткани рукколы из сочащихся ран помидоров черри. Легко представить, как эти длинные пальцы, вооруженные скальпелем, делают надрезы на трепещущей человеческой плоти.
– Тебе совсем не обязательно делать это самому! – не выдерживает Ротти.
Нейтан обдумывает его слова.
– Помнится, ты настаивал.
– Это было семнадцать лет назад и тогда это было необходимостью! Теперь у тебя достаточно... персонала. Исключение – мои особые задания, конечно же.
– Я должен делать то же, что делают мои люди, – поясняет Нейтан, адресуясь к узору на скатерти.
– Спорный тезис для руководителя.
– Я не руководитель, я...
– Врач? – заканчивает Ротти. – Ах, нет, не врач, извини! Конфискатор.
Нейтан закрывает глаза и превращается в памятник самому себе. Только нервный тик, который он тщетно пытается унять, выдает истинное положение дел. Доктор Уоллес не мертв, он ждет следующего удара. Бедный упрямец, уязвимый доктор Уоллес.
– Ты прекрасен, – говорит Ротти. – На свете нет ничего прекраснее. Посмотри на меня, Нейтан. Я люблю видеть глаза того, с кем разговариваю.
Нейтан медленно откладывает столовые приборы и обращает к собеседнику мертвое лицо. Он привык повиноваться.
– Спасибо, – мягко говорит Ротти. – Теперь, если ты закончил, можешь отдохнуть.


«Неблагодарная работа», – твердит про себя Нейтан, погребенный под тяжестью чужого тела. Чужак неистов и смешон в своих попытках завоевать то, что не сопротивляется. Чужак тяжело дышит, его сердце вот-вот откажет, клетки мозга умирают от недостатка кислорода. Нейтан ждет. Он не врач, его задача сложнее – всеми силами избежать удовольствия. Только боль имеет право на существование, но чужак коварен и старается не причинить вреда.
– Упрямец! – выдыхает Ротти. – Ты упрямец, Нейтан! Чёртов упрямец!
Упрямый доктор Уоллес держит оборону и Ротти начинает свое медицинское исследование. Богатый опыт основателя ГенеКо подсказывает ему направление поисков.
– Прекрати! – рычит Нейтан, и это означает, что исследователь на правильном пути.
Ротти Ларго никогда не сдается. Любой проигрыш может стать выигрышем, если приложить достаточно усилий и фантазии. Творческий подход, подкрепленный знаниями и энергией, творит чудеса. Кто сказал, что бизнесмены не верят в чудеса?
И статуя оживает. Нейтан стонет и прогибается в пояснице, вцепляется в подушку так, что белеют пальцы.
– Ты мой, – шепчет Ротти, продолжая изучать татуированную шрамами кожу, рельеф мышц, явные и скрытые реакции побежденной плоти, – Мой собственный карманный монстр. Ну, давай, кричи. Я приказываю!
Но упрямый доктор Уоллес выполняет приказы через раз, а то и вообще пропускает их мимо ушей. Ротти прощает ему неповиновение, ведь это так сложно – бороться с виной, гневом, презрением к себе, желанием и раскаленной добела яростью, текущей в жилах Конфискатора. «Я жив, – сознает Ротти на пике наслаждения. – Я жив, и так будет всегда!»
«Я жив, – понимает Нейтан, содрогаясь от омерзения и неопознанного импульса, весьма похожего на запретное удовольствие. – Я все еще жив. Всё. Ещё. Жив».
Они кончают одновременно.


Он уже проходит сквозь дырявые арки Галереи, когда сигнал возвещает о новом сообщении от мистера Ларго. Особое задание, код срочности – красный. Красная луна занимает привычное место на небосводе, красные огоньки на кладбище моргают и сливаются в сплошное пятно. Красный код – должник по имени Феннел – скидывает вещи в рюкзак, готовясь к побегу.
Красный огонек на браслете сменяется синим – Шайло приняла лекарство. Синяя ночь скрывает тех, кому необходимо скрыться от расплаты, раствориться в анонимности, перейти из одного состояния в другое. Спокойствие и умиротворение тоже окрашены синим.
«Красиво!» – удивляется Нейтан.
«В этой работе есть свои плюсы», – думает Конфискатор.

@темы: Генетическая опера, Repoman, фанфики, Натан Уоллес, Ротти Ларго

---

Разговорчики

Название: Разговорчики
Автор:reinmaster
Пейринг: Симм!Мастер/Десятый Доктор
Рейтинг: G
Размер: Мини
Статус: Завершен

События после TEoT. Доктор выясняет, что он опять не один. Много телефонных разговоров.
Обоснуй со свистом пролетел мимо.
Но это вариант 1. Вариант 2 - Доктору нужен доктор.



***

С недавних пор все начало меняться. Доктор не может сформулировать, как именно проявляются изменения, где и в чем, но это чувство становится все ярче и отчетливей, так что, если не торопить события, в скором времени ответ должен прийти сам.
Все бы ничего, но Доктор нетерпелив.
Поэтому он связывается с Джеком и после краткого разговора понимает, что Джек знает о многом, но всё не о том. Джек крайне занят. Мир полон событий, которые нетерпеливо требуют его присутствия, его участия, его действий. Джек решает злободневные вопросы, разруливает проблемы международного масштаба и ему попросту некогда всматриваться в оттенки сереющего неба, искать знаки в трещинах асфальта и складывать слова на рекламных щитах.


А с рекламой, определенно, творится что-то странное.
«Ты не один, – утверждает озорная девчушка в униформе «Трастбанка». – Наши ипотечные программы привлекательны для всех, абсолютно для всех. Так что звони нам по единому номеру три восьмерки-пять шестерок, узнавай условия и знай, что ты...»
«...не один! – подхватывает громкоговоритель в торговом центре на соседней улице. – Ты не один в своем желании приобрести робот-пылесос, оснащенный полноценной функцией влажной уборки помещения, по уникальной цене - всего за...»
«Ты не один, – вторит ему группа «Трикстер», жемчужина хит-парадов, – ты не один, ты не один, о-о!»
«Я схожу с ума, – думает Доктор. – Мой мозг поврежден, это очевидно».


Что же делать? Он принимает решение не делать ничего. Вести растительную жизнь, радоваться солнцу и наступающему дню, есть, пить, развлекаться. Ждать.
Вот как раз ждать-то и не получается.
– Ты не один, – шепчут каштаны на Елисейских полях.
– Не один, – соглашается диктор «CNN International».
– Du bist nicht allein, – скандируют встреченные на улицах Кельна юные футболисты в одинаковых красных футболках.
Доктор медленно сходит с ума и начинает разговаривать с ветром.
– Я не один? – спрашивает он и прислушивается в лихорадочном нетерпении.
Ветер дает ему пощечину.


Вечером мобильник вырывает его из задумчивости первыми тактами «Марша тореадора». Впервые за всю свою историю Доктор близок к инфаркту. Ватными пальцами он долго пытается ухватить телефон, а потом все-таки роняет его и обмирает от ужаса, понимая, что шанс упущен.
Но, слава богам, чертова машинка еще работает и чертов абонент все еще абонент.
– Доктор, – говорит Мастер. – Будь добр, назови мое имя.
Доктор называет.
Он произносит его по буквам. Потом повторяет целиком. Твердит снова и снова, пока абонент не произносит: «Достаточно» после чего отключается.
Доктор отключается тоже.


Утро бьет по голове лихой кувалдой.
Доктор стонет и пытается разлепить веки. Проходит вечность прежде, чем ему удается принять сидячее положение. И еще пара вечностей для того, чтобы подтянуть к себе телефон, найти «Последние вызовы» и нажать на зеленую иконку.
Мастер отвечает сразу же.
Его голос бодр и звучен и моментально вызывает к жизни призрак чашки кофе, утренней газеты, суеты оперативных совещаний и планёрок, людского гомона и щелканья ручек «Паркер».
– Ты занят? – спрашивает Доктор голосом, воскрешающим в памяти разве что зеленую тоску больничных помещений.
Мастер смеется.
– Конечно занят. Но всегда выкрою время для своего Доктора.
– Просто скажи мне. Как?!...
– А потом ты спросишь, чем я занят? Нет уж, будем последовательны. Ты рад слышать меня, Тета?
– Да, – выдыхает Доктор. – Да, я рад.
– «Вот это настоящий разговор человека с тенью!» – радуется Мастер. – Потому что я снова твоя тень, Доктор. Ты не один – отныне и навсегда.
– Я сошел с ума, – говорит Доктор. – Ну и пусть. Пусть будет так, отныне и навсегда.
...
– Вот черт! – после секундной паузы говорит Мастер и отключается...


...чтобы появиться в «Скайпе». И в Твиттере. Потом на мыло «[email protected]” падает письмо с крокозябрами. Потом Мастер звонит на мобильный и раздраженно осведомляется:
– Мы не могли бы поговорить нормально?
– Я псих, – говорит Доктор.
– Я тоже, – соглашается Мастер. – И перестань валять дурака. У меня много дел.
– Чем же ты занят?
– Ага! Спорим, что третий вопрос будет о том, как я себя чувствую? А следующий – о моих злодейских планах. Так вот, я чувствую себя живым...
– Я понял, – торопится Доктор, боясь, что абонент снова перестанет быть абонентом. – Я понял, понял, Мастер, но как? Как это возможно?
–Ты хочешь подробностей? Но их нет у меня, Доктор! Я могу лишь догадываться, что произошло. По всей видимости, прекрасные дамы из Ордена и моя любящая Люси несколько изменили ход событий, возродив того, кто не должен был воскреснуть, и создав, тем самым, новый парадокс. Ловушка сработала, можешь не сомневаться, но кого она должна была удержать? Я же говорил тебе, Доктор, я – умора, я – ходячий парадокс, лишняя переменная. Но я реален, Доктор, а вот с барабанами, кажется покончено. Они остались с тем мной, который горит на развалинах Галлифрея.
– Но ты жив.
– Да.
– Барабанов больше нет?
– Ум-ни-ца!
– Но что-то есть вместо них. Так?
Молчание подсказывает Доктору, что он угодил точно в цель.
– Что в твоей голове, Мастер?
– Прекрати.
– Что в твоей голове?!
– Опилки, – бросает Мастер с ожесточением. – Солома и подушечка для булавок. Вы принимаете только по записи, герр доктор? Я запишусь на будущую среду.
– Не пропадай! Не смей пропадать!
– У тебя есть мой номер, Викториус. Но не пытайся пробить его по базам.
– Значит, ты занят...
– Тем, чтобы обеспечить твою занятость, мой бездельный враг. Не волнуйся, ты первым узнаешь о результатах.


Конечно, Доктор пытается определить номер, но терпит неудачу.
Старается вычислить местонахождение Мастера, используя электронные письма и записи в Твиттере, и мимоходом повышает свою компьютерную грамотность. Выяснив, что такое «динамический ip», Доктор плюет и вновь начинает пробивать номер сотового.
– Почему ты не обратишься к Джеку? – удивляется Мастер.
– Ты следишь за мной!
– Разумеется. Я же не хочу, чтобы ты помешал моим планам.
– А какие у тебя пла... Ох, ну хорошо, ты знаешь мои вопросы. А я не знаю твоих ответов. Ты выиграл, на этот раз.
– Отныне и навсегда.
– Черта с два!


Доктор читает Франкла и размышляет о супрасмысле.
Он снова начинает петь йодлем, стоя под душем.

– Было больно, – вспоминает Мастер. – Невероятно больно. Я не знаю, как мне удалось сдернуть с него перчатку.
– И где?...
– Не волнуйся, Доктор, у меня ее нет. Утянуло со всем прочим в разверзшийся временной ад. Честно говоря, в тот момент было не до нее. Рассилон чуть не свинтил мне голову. Вот уж чьей силе можно позавидовать!
– Он ушел, – говорит Доктор, желая успокоить то ли себя, то ли собеседника.
– Ах, если бы! К несчастью он был крепко сцеплен с тем, что у меня в голове. Я оказался его золотым шансом, Доктор. И у нас проблемы.
– Рассилон здесь?!
– По моим прикидкам, в Восточном Китае. В провинции Цзянсу. Но долго он там не пробудет, уверяю тебя.
Доктор качает головой, не в силах переварить услышанное.
– Да, – философски замечает Мастер. – В каждом хорошем есть своя черная изюминка. Ты же знаешь поговорку про ложку меда и бочку дёгтя.
– Наоборот.
– Нет, не наоборот, мы же говорим про Рассилона.
– Ты принес мне проблемы, – резюмирует Доктор.
– Именно, кэп, – весело отзывается Мастер, демонстрируя свое знакомство с местной культурой. – А еще я принес тебе возрождение.


Воспоминания тоже приносят боль.
Доктор закрывает глаза и видит, как наяву, – буйство малинового, бордового и золотого, отблеск стали, женщину, закрывшую глаза.
– А как моя...
– Не знаю, – говорит Мастер. В его голосе нет насмешки и стёба, он звучит сухо. Факты и только факты. Это высшее проявление сочувствия, доступное Мастеру, и Доктор благодарен за него.
– Рассилон был соединен со мной и потому спасся. Остальные ушли.
– Ушли, – повторяет Доктор бездумно.
– Если мне станет что-нибудь известно, я сообщу.
– Да...
– Ты же не думаешь, что я упущу такой повод для шантажа.
– Не думаю.
– Не думай.
– Спасибо.
– Просто произнеси мое имя, Доктор.
– Спасибо, Мастер.
– Ложись спать и ни о чем не думай.
– Спасибо, профессор Йана.
– Мудило.


Краткие разговоры становятся привычкой, становятся навязчивостью. Доктор приобретает еще две симки и два аппарата – на случай, если испортится первый. Узнать номера Мастеру не составит труда.
Мир продолжает меняться.


– Я тружусь, – говорит Мастер. – Тружусь аки пчела. Si sapis, sis apis. Не покладая рук, сердец и мозга. Чтобы быть ближе к тебе, Доктор.
Доктор моментально настораживается.
– Что-то мешает?
Мастер смеется.
– Расположение звезд? Ремонт покрытия на шоссе 1 до Биг-Сур? Нет, Доктор, мне ничего не мешает, но я не привык бросать работу на полпути. Всё ради результата. И не спрашивай, каким он будет – ты его увидишь. Тебе же не привыкать ждать.
– Ты меня убьёшь, – произносит Доктор утвердительно.
– Да ладно, – возражает Мастер. – Ты так не думаешь. И никогда не думал.
– Ты в меня стрелял!
– Если я что-то делаю, то делаю хорошо.
– И если промахнулся...
–... значит, промахнулся куда надо. Игры закончились, Доктор, начинаются Олимпийские Игры.
– Кто пострадает?
– Как всегда, статисты. Как всегда, Джек. Как всегда, твое эго. Все как всегда, Доктор, всё по прежнему.
– А еще ты возьмешь мою ТАРДИС.
– Непременно. И то болтливое нечто, что сидит в ней. Где твоя ТАРДИС, Доктор?
– В Караганде.
Пускай барабаны прекратили свое существование, Мастер остается Мастером. И когда Доктор ставит ему это в вину, он соглашается:
– Никто не может идти против своей природы, Доктор. Даже ты. Даже я.


Мир продолжает меняться.
Всё чаще падают самолеты, взрываются здания. Вооруженные группировки захватывают торговые центры и стадионы.
Естественное развитие событий? Может да, а может и нет.
Главы стран обмениваются политическими затрещинами и допускают возможность Третьей мировой. Техногенные катастрофы уродуют облик планеты. Время ускоряется, и Доктор уже не может поспеть за его скачками.
Так и должно быть? Кто знает.
Всемирная организация здравоохранения сообщает о резком росте числа суицидов. Школьники бросаются на учителей и массово теряют себя в сети. Появляются новые виды досуга, новые игры с использованием дополненной реальности.
Например, Pokemon Go. Здесь уж точно не обошлось без Мастера.
Доктор надеется, что держит руку на пульсе. Пульс зашкаливает, но в его рваном ритме отчетливо прослеживаются четыре удара.
По крайней мере Мастер избавился от головной боли.
Доктор пьет кофе, просматривает новостные каналы и ждет, когда мир начнет меняться вокруг него. Он надеется ощутить ударную волну приближающихся взывов. Увидеть, как грозовые тучи собираются над часовой башней Вестминстерского дворца, Эмпайр-Стейт-Билдинг, Московским Кремлём. Оказаться в эпицентре событий. Получить прикладом в висок.
Все, что угодно, только бы услышать то, о чем шепчет ветер, выстукивают дождевые капли, бубнит автомобильное радио, переговариваются случайные прохожие и соседи по кампусу.
Только бы услышать горячий шепот:
«Ты не один».

---

Терапия

Название: Терапия
Автор:reinmaster
Пейринг:Ганнибал/Уилл
Рейтинг: G
Размер: Мини
Статус: Завершен

Кабинет Ганнибала дрейфует в безвоздушном пространстве. За его пределами нет жизни.
Уилл Грэм проводит рукой по лбу, пытаясь разорвать цепочку мыслей. Эта цепочка похожа на змею, закусившую хвост. Отдельные слова, такие как «страх», «жар», «паника», «удушье», вплетены в живую ткань мозга и не подлежат удалению.
Грэму стыдно за свою слабость, свою непрекращающуюся болезнь. Он чувствует слабый интерес, исходящий от того, кто сидит напротив. Тот кто сидит напротив – Противник. Для собеседника он слишком немногословен.

– Если хотите, Уилл, я могу открыть окно.
– Вряд ли это что-то изменит.
Открыть окно – хорошая идея. Открыть, значит, разомкнуть стены, дать возможность выйти, вырваться наружу, в вакуум, под жесткий электрический свет и космическую радиацию. Оказаться в перекрестье пустых, любопытных, изучающих, щупающих и царапающих взглядов. Стать объектом среди объектов, пламенеющим астероидом среди массивных и опасных в своем притяжении тел. Плохая идея, если подумать. Если подумать, да, но думать тяжело... в этом идеальном квадрате, подсвеченном лишь с одной стороны, так, чтобы свет не касался сидящего напротив. Противника, не собеседника.
– Задавайте вопросы, Ганнибал.
– Какой вопрос вы хотите услышать от меня, Уилл?
Сидящий напротив непроницаем. Наверное, таким и должен быть отличный психиатр. Непроницаемым и твердым как зеркало. Гладким, без единой зацепки или зазубрины. Массивным и совершенным в своей стандартной правильности.
– Любой. Мне все равно. Просто задайте вопрос.
– Вам важно слышать мой голос? Это помогает полнее прочувствовать реальность происходящего?
У Ганнибала низкий голос, тяжелый и звучный, чуть хрипловатый. Его можно пить, как лекарство.
– Я сижу здесь и чувствую, как медленно течет время, – признается Грэм. – Кажется, я даже могу его пощупать. Что вы сделали со временем? Законсервировали его?
– Восприятие времени зависит от ваших потребностей, Уилл. Вам хочется остановить момент, чтобы остаться в нем. Вы можете это сделать.
– Остаться? Вы хотите, чтобы я остался?
Грэм криво усмехается. Его собственный голос далек от совершенства, напоминает воронье карканье или скрип несмазанного колеса. Такими голосами и говорят невротики, запутавшиеся в болезненных фантазиях и снах.
Сидящий напротив терпелив.
– Я хочу, чтобы вы следовали своим желаниям. Это самое мудрое, что мы можем сделать.
– Забавно, – говорит Уилл. – Вы выглядите человеком без желаний, доктор Лектер. По крайней мере, я их не ощущаю.
Ганнибал позволяет себе улыбнуться краешком губ. Грэму нравится эта несостоявшаяся улыбка. Она свидетельствует о контроле, силе и стабильности. Кто контролирует эмоции, контролирует и все остальное. Например, сны.
– Плохие новости, Уилл. У меня нет желаний, следовательно, я мертв.
– Но это не так.
– Нет, не так. Конечно, у меня есть желания. Я человек и тоже могу останавливать время. Скажу больше, я его остановил. То, что вы чувствуете, может быть выражением моего желания.
– Это... опасно, – говорит Грэм.
Теперь он действительно встревожен. Опасность не за стенами кабинета, нет, она внутри. В непрозрачном ртутном зеркале, принявшем форму человека в кресле напротив. Уилл мог бы быть этим человеком.
– В вашем присутствии я чувствую себя слишком живым.
– «Быть живым» означает «быть уязвимым». Но я не причиню вам вреда, Уилл.
– Вы думаете, я боюсь?
– Я думаю, вас привлекает такая возможность. Страсть к разрушению – одна из базовых программ человеческой природы. У вас она проявляет себя как тяга к саморазрушению.
– Психоанализ, – говорит Грэм. – Терпеть не могу психоанализ. Он разлагает человека на атомы.
– Чтобы потом собрать из них нечто новое. Сильное и жизнеспособное. Разве вы не хотите стать сильнее?
«Как вы, доктор Лектер», – думает Грэм. Сильнее насколько? Чтобы контролировать сны? Заманчиво, но, увы, недостижимо.
– Я знаю собственные пределы.
– Нет, Уилл, вам кажется, что вы их знаете.
Зеркальный собеседник вновь превращается в зеркального противника. Количество слов не имеет значения, важен их смысл.
– Полагаю, я должен уйти отсюда. Прямо сейчас.
– Боюсь, именно сейчас это невозможно.
– Почему? – с любопытством спрашивает Уилл.
– Потому что вы не простите себе, если прервете процесс изменений, запущенный вами.
– Запущенный мной?
– Или мной, – опять намек на улыбку. – Наше взаимодействие похоже на танец. Так ли важно, кто именно ведет? Важна гармония, темп, согласованность движений...
– Направление.
– А это вопрос доверия. Придется решить, насколько вы мне доверяете. Пока этого не произойдет, мы будем топтаться на месте. Так насколько вы мне доверяете, Уилл?
«Ни на грош,– думает Грэм. – Целиком и безраздельно. Задайте другой вопрос, доктор Лектер».
Человек в кресле напротив олицетворяет ожидание. Ожидание похоже на черную дыру. Стремясь избежать ее притяжения, Грэм задумывается о глазах Ганнибала. Вопреки законам генетики, они как хамелеоны свободно меняют цвет от орехового до голубого. Глаза – зеркало души, но есть ли душа у зеркала?
Сейчас они черные, и это закономерно. Черная дыра, бездна смотрит на Грэма потому, что однажды он посмотрел в нее. Бездна говорит, что не причинит вреда, но верить ей не стоит, ведь ей неведома сама концепция вреда, равно как и концепция совести.
– Я должен дать согласие на танец с вами, доктор Лектер?
– Вы должны его озвучить, Уилл. Как часть нашего контракта.
Кабинет Ганнибала - ловушка, за пределами которой нет жизни. Грэм сжимает кулаки. Он пойман. Важно не количество слов, а их смысл, и важнее всего - смысл того, что остается за скобками. Противник немногословен, но в его позе, его улыбке отчетливо вырисовываются контуры подразумеваемого:
«Если вы не дадите мне своего согласия, Уилл, я обойдусь без него».

@темы: ганнибал, уилл, фанфики

---

Вечернее

Название: Вечернее
Автор:reinmaster
Пейринг: Мастер/Люси
Рейтинг: G
Размер: Мини
Статус: Завершен



У Гарольда Саксона много масок. Наверное, они хранятся в большом шкафу, содержащем удивительные вещи. Некоторые из этих вещей попали в шкаф по ошибке да так и остались. Гарри не слишком любит прибираться.
Каждый вечер у Люси есть полчаса, чтобы рассмотреть Гарольда Саксона без маски. Еще не традиция, но уже не просто привычка.
В конце концов, Гарольд Саксон – тоже маска, но Люси хотя бы знает, как зовут того, кто под ней.


Весь день она выбирает Вечерний Вопрос. Перебирает варианты, мучает синонимы, работает над формулировками, дрожит и волнуется в предвкушении как школьница перед встречей со своим кумиром – престарелой рок-звездой.
– Как любят повелители времени? – спрашивает она, затаив дыхание.
Гарри медлит с ответом, а значит, вопрос задан некорректно. У Люси теплеют кончики ушей и щеки.
– Я хочу сказать... как-то иначе?
– Пожалуй, да, - соглашается Мастер. – Иначе. Я говорю с тобой и говорю с множеством Люси до тебя и после тебя. Со мной говорит трехлетняя Люси, и Люси, которой исполнилось двадцать шесть. Каждый год, каждая неделя, каждая минута и все возможности изменения, сконцентрированные в одном моменте.
Он долго смотрит на нее без выражения, словно уделяя внимание каждой из гипотетических Люси.
– Ты можешь видеть мое прошлое?
– Любой может видеть твое прошлое. Оно полностью представлено в настоящем.
– Может быть, – сомневается Люси. – Но будущее. Его же еще нет?
– Оно обусловлено настоящим. Будущих так же бесконечно много, как и прошлых.
– Сбывшихся и несбывшихся?
– Поверь, они все одинаково реальны.
Она верит. Даже если Мастер кривит душой, нет никаких способов уличить его во лжи. Люси еще ни разу не видела, чтобы это кому-нибудь удавалось.
– И какова я в полтора года? В девять месяцев? В возрасте двух недель до рождения?
– Очаровательна, – улыбается Гарри.
– В шестнадцать лет?
– Бесподобна.
– А если заглянуть в будущее? Скажем, через неделю?
– Ты заставляешь чаще биться мои сердца.
– Что же будет, когда мне стукнет шестьдесят? Как тебе солидная, зрелая я?
Люси смеется, но ее смех не находит отклика. Мастер отводит взгляд.
– Мне никогда не будет шестьдесят?
– Не имеет значения, – говорит Гарольд Саксон, эксперт в области новейших технологий. – Не имеет ни малейшего значения. Каждая секунда твоего существования представлена мириадами воплощений.
– Конечно, – шепчет Люси, завороженная блеском в зрачках Мастера, – Мириады – это много...
– Больше, чем ты можешь себе представить.
Он целует ее в губы и полчаса откровения истекают. Ее обнимает горячий живой манекен. Прижавшись ухом к его груди, можно расслышать двойное биение, четкое и согласованное. Раз-два-три-четыре, а потом пауза, и снова сдвоенные удары, отбивающие чуждый, но такой притягательный ритм.
Я не умру, понимает Люси, потому что он меня запомнил. Множество меня. А я запомню его, все его маски. Все, до которых смогу дотянуться.



– Что такое любовь? – спрашивает она в следующие полчаса откровения. – У вас на Галлифрее есть любовь?
«Была любовь», могла бы сказать она, потому что Галлифрей, вроде бы, тоже «был». Но Мастер считает, что прошлые воплощения живы и сейчас. А Люси пытается думать так, как Мастер.
– Трудности перевода, – говорит Гарри. – У нас разные слова. Чем, например, отличаются любовь и забота?
– Накалом страсти?
– Страсть – это уже третье слово, – смеется Гарри. – Столько слов и так мало смысла. У нас есть действие, которое включает в себя все – вашу любовь и вашу влюбленность, вашу заботу, вашу симпатию.
– Действие? Но любовь скорее отношение?
Мастер пожимает плечами. Очень человеческий и понятный жест.
– Отношения – действия души. Ты видишь принципиальное отличие? Отношение всегда выражается поступком. Так зачем же плодить сущности?
– И каким поступком выражается твое отношение ко мне? – любопытствует Люси. На этот раз, кажется ей, Мастеру не вывернуться. Но это только кажется.
– Тебя так много, а ты хочешь ограничить мое отношение одним поступком? Все, что я делаю, выражает мое отношение к тебе – прошлой, настоящей и будущей.
– Тогда ты не любишь, – возражает Люси, ощущая горечь у корня языка. Горечь растекается, заполняет рот. – Ты не любишь, а просто живешь.
– Я просто люблю жить, – признается Гарольд Саксон.



Следующие полчаса откровения Люси молчит. Ей не приходит на ум ни одного вопроса.
В отличии от Гарри, она всего лишь человек, чей горизонт ограничен текущим мгновением. И для того, чтобы выбрать поступок, ей придется хорошенько подумать.
Она думает весь следующий день. И следующий. И еще.
И однажды находит решение.

@темы: мастер, фанфики, гарольд саксон, доктор кто, люси

---

Просто симм!патичное

И Рассилон...

@темы: кадры, мастер, симм!мастер, доктор кто

---

Сравнения...

Название: Сравнения...
Автор:reinmaster
Пейринг: Доктор/Симм!Мастер
Рейтинг: G
Размер: Драббл
Статус: Завершен

Доктор все время чем-то обеспокоен.
Состоянием дел на планете Арголис, прогрессом удов, благополучием человеческой расы, самочувствием Донны Ноубл, агрессией далеков, чужими снами и временем, временем, ускользающим временем...

Мастер не беспокоится ни о чем.
Он знает, что существующий миропорядок устроен и поддерживается идиотами. И из всех физических законов бесперебойно срабатывают лишь законы подлости. В этом мире нельзя быть уверенным, но можно пробовать, не привязываясь ни к исходным данным, ни к результату. Вот Мастер и не привязывается.

Доктор всегда одинаков.
Он примеряет лица и одежду, надевает на шею цветочные гирлянды, на ноги - кеды все более кислотных расцветок. Но каждая следующая комбинация оказывается похожа на предыдущую, наверное, потому что буйство красок группируется вокруг неизменного ядра. Доктор хотел бы замаскировать эту неизменность, но пока ему не удается.

Мастер меняется.
Из многообразия цветов он предпочитает черный, серый и красный, самый опасный. Из многообразия форм – выбирает наиболее функциональную. Он хотел бы обрести постоянство, но жизнь подкидывает сюрпризы, потому что миропорядок задуман и поддерживается идиотами, да-да, и тогда Мастер тоже становится сюрпризом.
Иногда черным, иногда красным, самым опасным.

У Доктора в запасе куча регенераций.
Он занимается чужими делами, не замечая, что занимает себя.

Мастер убежден, что каждая его регенерация – последняя. Последняя, это значит – нет времени на пустяки. Поэтому Мастер садится в кресло и включает «Телепузиков».

Доктор думает, что думает об ответственности и собственной вине. О падении Галлифрея. О невозможности получить прощение.
Мастер думает, что не думает об этом.
И, конечно, оба они заблуждаются.

@темы: доктор, мастер, творчество, фанфики, доктор кто

---

Первые пирожки, как всегда, блинчиком

я думал что шизофрения
когда в мозгу зудит убей
а мне зудит помой посуду
свари борща погладь носки


да я такой да я язычник
аркадий с грустью признает
и языком своим любовно
говяжий трогает язык


аркадий никого не любит
а любит не пойми кого
а кто пойми того аркадий
конечно сразу разлюбил

@темы: творчество, стишки пирожки, айда пушкин

---

Что-то пошло не так...
Автор:reinmaster
Пейринг: Доктор/Симм!Мастер
Рейтинг: PG-13
Жанр: Ангст
Размер: Мини
Статус: Завершен
Дисклаймер:Ни на что не претендую
Предупреждение: Преслэш?

Воскрешение пошло не так, но Мастер не в претензии.
Во-первых, не в его положении выбирать. Во-вторых, «не так» всегда дает новые возможности.
Мастер любит возможности и, кажется, его любовь взаимна.
***



Воскрешение пошло не так, но Мастер не в претензии.
Во-первых, не в его положении выбирать. Во-вторых, «не так» всегда дает новые возможности.
Мастер любит возможности и, кажется, его любовь взаимна.
Этот мир пропах Доктором.
Есть и другие запахи, их более чем достаточно – бензина, ржавчины, пыли, краски, собачьей мочи. Сухой травы. Нагретого солнцем асфальта. Чужого пота, въевшегося в ткань. Букет, рассчитанный на ценителя.
«Пахну как майская роза», – улыбается Мастер.
Где-то шляется еще одна роза, отравляя окрестности своим изысканным ароматом. Доктор-Доктор, блудный Доктор, старый юный бродяга в нелепом пальто. Чуткий нос Мастера вычисляет его местонахождение с точностью до миллиметра. «Я мог бы послать ракеты, – думает Мастер. – Токлафанов. Ядовитый дротик. Голубей-убийц. Вирус гриппа. Хоть что-нибудь». Но в карманах - пусто, какая жалость. Одна упущенная возможность в море вновь приобретенных.
Оп-па! Он взмывает вверх и приземляется на кучу щебня, дергается, но все же удерживает равновесие.
– Я – царь горы!
В глазах Доктора неверие и еще какая-то чертовщина.
- А ты – нет! – продолжает Мастер, вполне удовлетворившись эффектом.
И, не дожидаясь ответа, делает кульбит назад. Великолепно, если бы еще не этот щелчок в позвоночнике... Ну да, проблемная планета – проблемное тело. Сплошные проблемы.
– Подожди!
Доктор задыхается. Волосы взъерошены, одежда помята, все как всегда. Даже лучше, чем всегда.
– Хочу есть, – интимно признается Мастер. – Что-то пошло не так и я голоден. Зверски голоден, можешь мне поверить. Пять минут — перерыв на ланч.
– Я могу тебе помочь!
– Это вряд ли, – рассудительно возражает Мастер. – Доктор из тебя хреновый.
– Ты теряешь энергию...
– ... слушая очевидные вещи. Точный диагноз – половина успеха. Закусить не найдется?
– Ты умираешь, - выдыхает Доктор.
Он так взволнован, что это даже смешно. Мастер улыбается во все тридцать два белоснежных зуба. Тридцать два? Маловато для хорошей еды. Хорошей горячей вкусной живой брызжущей кровью и страхом еды жратвы лакомой сочной аппетитной вырывающейся шкворчащей на сковородке с корочкой и хрустящим краем ном-мном... ах,черттвоювселенную, простите мой высокий галлифрейский!...
– Я еще бодрячком. Ты бы на них посмотрел.
«Они» лежат под обломками своей фанерной будки. Собственно, осталось не так уж много – горстка костей в рваных тряпках. Бывшие обитатели свалки. Так-себе-жратва.
– Остановись, прошу тебя! – умоляет Доктор. – Позволь мне помочь!
– Раненых перевязывают после войны. Никак не до и не вместо!
– Мы все еще воюем? – наивно удивляется Доктор.
– Конечно, ведь я не склонен прощать долги.
У Мастера есть, что сказать, но сегодня предпочитает изъясняться тезисно и исключительно по существу. Разогнавшийся обмен веществ уничтожает энергетические запасы и требует новых поставок. «Вкусный Доктор, – думает Мастер. – Вкусный и совершенно, совершенно бесполезный».
– Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, – тихо произносит Доктор.
Мастер представляет. А еще он представляет себе последствия каждой реплики в ответ на эту вроде бы безобидную фразу. Доктор-умница, Доктор очень не прост. Его слова нужно делить надвое, а взмахи ресницами – на шестнадцать. Наверняка в рукавах его пальто найдется по четыре туза каждой масти. Экзистенциальный шулер.
– Еще увидимся! – обещает Мастер и взмывает в небо.
Ему нужно отдохнуть, перекусить – да-да, перекусить – и кое-что обдумать. «И пусть весь мир подождет!», как предлагает навязчивая земная реклама. Пусть подождет, ведь мир - это Доктор, а Доктора надо учить терпению.
Ничему не научившийся Доктор бежит по свалке. Наморщив лоб и сведя брови, помогая себе локтями, охая и фыркая, производя массу ненужного шума, бесполезно сжигая килокалории.
Мастер ценит упорство, но еще больше – гибкость, которая у Доктора отсутствует от природы. Он прямой и бесхитростный как дорожный указатель. Как стрелка компаса, тупо устремленная к заветной цели.
«Эта цель – я!» – понимает Мастер.
– Ты спешишь, чтобы простить меня в очередной раз или попросить прощения?
– Мне больно! – жалуется Доктор, потирая сведенную судорогой ногу.
– «Medice, cura te ipsum!»
– Мне больно оттого, что больно тебе!
– Но мне хорошо, когда больно тебе, когда больно мне. Кажется, мы слегка зациклились?
– Тебе кажется, – цедит Доктор.
Нет, он вовсе не благодушен. И мир должен двадцать раз подумать, прежде чем призвать Доктора к своему спасению. У мощных лекарств – мощные побочные эффекты.
– Ты никогда от меня не отстанешь, – констатирует Мастер.
– Никогда.
– А если я ударю тебя вот этой ржавой железной палкой?
– Будет глупо. И неэффективно.
– Ну, ты-то не стесняешься поступать глупо и неэффективно.
Выражение на лице Доктора читается без словаря.
– Мои поступки всегда продуманы, – уверяет Мастер. – По крайней мере, были. Сейчас правила игры несколько изменились. Трудно сосредоточиться, знаешь ли.
– Знаю.
– Это был не вопрос. Не стоит комментировать каждое мое слово.
– Я могу помочь!
– Нет, мы и впрямь зациклились!
В раздражении Мастер лупит железиной по такой же проржавевшей бочке. Раз-два-три-четыре. Гулкие удары успокаивают его. Успокаивают хотя бы тем, что глушат бесполезный лепет бесполезного Доктора. Всё его осточертевшее душеспасительное бла-бла.
– На этот раз я пойду до конца, – говорит Доктор.
Говорит тихо, почти шепотом, но произнесенное так не похоже на привычное «Я всего лишь хочу помочь!», что с легкостью преодолевает четырехтактовую ржавую какофонию.
– В смысле?
– Я тебя возьму, – говорит новый уверенный Доктор.
– Заявочки! – улыбается Мастер.
Ему не по себе и это прекрасно. Бодрящее ощущение, как свежая струя в море ревущего голода.
– Возьмешь меня в Тардис?
– В том числе, – бесстрастно соглашается Доктор.
– Возьмешь меня... эм-м... как...
Удивительно, но он никак не может подобрать эвфемизм или подходящее сравнение. Убогий язык. На галлифрейском это звучало бы...
– Да. Вероятно.
– То есть, ты не убежден.
Доктор смотрит на него в упор и глаза его темны, а черты лица изваяны в камне. Камень не умеет сострадать и улыбаться. Не умеет лгать. «Как тяжело пожатье каменной его десницы?» – вопрошает себя Мастер.
– Ты не будешь сопротивляться.
И это ведь даже не вопрос.
– Иди к черту! – говорит Мастер. – Юродивый... блаженный! К лысому дьяволу! К Господину малиновых вод. К ветхим тварям углов и перекрестков! К Ядру проклятой туманности! К...
Забывшись, он переходит на галлифрейский, изрыгает пару непристойностей и увенчивает речь настоящим святотатством. В глазах Доктора появляется что-то живое.
– Я закончил. Dixi!
Сердца Мастера молотят в неправильном ритме, сигнализируя о том, что время, отведенное ему, уже почти истекло. Огнедышащий зверь голода превращается в ледяной меч умопомрачительной остроты. При каждом движении его острие поднимается вверх, взрезая кишки.
–Перерыв, – просит Мастер. – Тук-тук, я вне игры. Убирайся к Дьяволу, Доктор, займи его беседой. Мне нужно поесть. Мне нужно восстановиться.
Конечно, говорит Доктор.
Я помогу, говорит Доктор.
Все, что он говорит, нужно делить на тридцать два. Все, что обещает его улыбка, - умножать на шестьдесят четыре.
Чтобы не видеть этой улыбки, Мастер закрывает глаза.
Тук-тук. Он отпустил время и проиграл.
И скоро перестанет сопротивляться.

@темы: доктор, мастер, фанфики, доктор кто

---

Судья и его палач

В очередной раз перечитывая Дюрренматта, понимаю, кого мне напоминает комиссар Берлах. Конечно, это же разуверившийся отец Браун, страдающий от жестоких болей и понимающий, что ему остался всего год жизни.

Забавно, что с каждым годом, по мере того, как я приближаюсь к возрасту Берлаха, язык романа кажется всё более лёгким и читаемым, несмотря на двойную смысловую нагрузку. Видимо, окончательный инсайт наступит в момент полного совпадения. Пафос, который так раздражал раньше, уже не раздражает, а кажется оправданным: о будничном нужно говорить буднично, а смысл трагедии может быть передан только с помощью специального кода. Да здравствует специализация! Это только в боевиках герой может с одной интонацией и одним выражением лица произнести: "Гамбургер, пожалуйста" и, спустя, две минуты "Братишка, кажется, я умираю". Всё правильно, у героя боевика жизней больше, чем у кошки. Одной больше, одной меньше - фигня-война.

А ещё у Дюрренматта Швейцария - она такая Швейцария. Сижу на задворках Уралмаша и читаю: "Дорога повернула на север, и перед ними выступили тёмные контуры Шпицберга и Хассераля, у подножия которых мерцали огни - деревни Ламбуэн, Диссе и Нодс". Весьма.

@темы: книги, жизненное

---

О критике

Как много у нас развелось критиков!

Безусловно, лжеанонимность форумных завсегдатаев сыграла свою роль, и времена тяжелые, кризис как-никак, но разгул критики изумляет. На литературных форумах в хвост и в гриву критикуют за корявые выражансы и коряво расставленные запятые. На форумах жизненных - за коряво прожитую жизнь. Как говорит одно знакомое дитё, "это ж ужас что такое!".

А я соглашусь. Ну правда, ужас.

 

@темы: критика

---

Ахроматический этюд

Название: Ахроматический этюд
Пейринг: Сильва/Бонд
Рейтинг: PG-13
Размер: Мини

Серый или белый?
Джеймс сосредоточенно всматривается в потолок и размышляет о границе, когда белый становится серым. К чёрту физику и физиологию, сейчас его интересует восприятие ахроматического ряда. Так всё-таки, серый или белый? Серый имеет привкус тоски, белый - болезни и одиночества.
- Поговорите со мной, мистер Бонд.
У Сильвы вкрадчивый голос и осторожные движения. Но и здесь, Джеймс уверен, всё зависит от яркости. Сейчас он серый, но через мгновение раскалится добела.
За стеной равномерно постукивает, иногда слышны голоса - незнакомая гортанная речь. Обладатели голосов занимаются своими повседневными террористическими делами. Генеральная уборка. Мама мыла раму. Джеймс облизывает губы. В комнате слишком жарко, а во рту прочно утвердился металлический привкус крови, от которого хочется избавиться.
- Воды?
Сильва подносит стакан к его губам и помогает напиться. Джеймс чувствует жар, исходящий от его тела, пытается отстраниться, но безуспешно. Сильва хмыкает и прижимается сильнее. Его длинные пальцы скользят по шее, обводят ключицы, нежно обследуют шрам от пули.
- Вы могли бы сказать "спасибо", мистер Бонд.
Джеймс мысленно перебирает слова, которые действительно желал бы сказать.
- Ну-ну, - задумчиво произносит Сильва, продолжая то ли исследование, то ли ласку. - Не нужно думать обо мне плохо. Когда ты думаешь непристойности, у тебя темнеют глаза.
Молчание - банальная, но вполне удовлетворительная защита. К сожалению, существует ещё язык тела, непроизвольные реакции, отключить которые гораздо сложнее.
- Через пару дней мы отправимся в одно восхитительное место, - обещает Сильва. - Тебе понравится, ноль-ноль-семь. Этакий незапланированный отпуск. Мягкий климат, тропические фрукты и море удовольствий. И никаких срочных вызовов, авралов, экстренных совещаний, никаких цейтнотов, и дедлайнов, и попыток обогнать время на своём бэтмобиле. Нам всем необходимо расслабиться.
И подлечиться, думает Джеймс. Сильва восстановился пугающе быстро, словно один из амберских принцев, гениев регенерации. Конечно, стоило его добить. Вот чем оборачивается незавершенная работа!
- Вы опять мертвы, мистер Бонд. Официально мертвы. И мне кажется, это всех устроило.
- Но ведь скоро я воскресну?
Это и вопрос, и утверждение, даже угроза. Джеймс опять облизывает губы, и Сильва вновь приходит на помощь. Вода кажется солёной, слегка мутной, горьковатой. Слышны даже крики чаек. Джеймс начинает засыпать, но мозг добросовестно фиксирует звуки: шелест одежды и стук поставленного стакана, звяканье шприца, низкий, чуть хрипловатый голос.
- Только для меня, мистер Бонд. Только для меня...

@темы: фанфики, скайфолл, бонд, сильва

---

Добрый день!

Вообще-то, это тестовая запись. Но, поскольку diary - ресурс публичный, будем считать, что запись приветственная.

Дневник создаётся, чтобы складировать всё, что мне нравится, но по различным причинам в работу не идёт.

Скоро появлюсь однако.

 

@темы: организационное, ни о чём