В очередной раз перечитывая Дюрренматта, понимаю, кого мне напоминает комиссар Берлах. Конечно, это же разуверившийся отец Браун, страдающий от жестоких болей и понимающий, что ему остался всего год жизни.
Забавно, что с каждым годом, по мере того, как я приближаюсь к возрасту Берлаха, язык романа кажется всё более лёгким и читаемым, несмотря на двойную смысловую нагрузку. Видимо, окончательный инсайт наступит в момент полного совпадения. Пафос, который так раздражал раньше, уже не раздражает, а кажется оправданным: о будничном нужно говорить буднично, а смысл трагедии может быть передан только с помощью специального кода. Да здравствует специализация! Это только в боевиках герой может с одной интонацией и одним выражением лица произнести: "Гамбургер, пожалуйста" и, спустя, две минуты "Братишка, кажется, я умираю". Всё правильно, у героя боевика жизней больше, чем у кошки. Одной больше, одной меньше - фигня-война.
А ещё у Дюрренматта Швейцария - она такая Швейцария. Сижу на задворках Уралмаша и читаю: "Дорога повернула на север, и перед ними выступили тёмные контуры Шпицберга и Хассераля, у подножия которых мерцали огни - деревни Ламбуэн, Диссе и Нодс". Весьма.